"Уильям Фолкнер. Сарторис (Роман. 1929)" - читать интересную книгу автора

- О чем это вы? - спросил старый Баярд.
- Старый осел Саймон так и думал... Пойдем, тебе надо поужинать, --
деловито произнесла мисс Дженни и опять бесцеремонно вторглась в его жизнь,
со свойственной ей решительностью взяв в руки ее спутанные нити, и он
послушно встал.
- О чем это вы? - повторил старый Баярд.
- А ты тоже отправляйся к себе. - Мисс Дженни и его втянула в орбиту
своей воли - так человек мимо ходом снимает со стула небрежно брошенную
одежду. - Тебе давно пора в постель.
Дед с внуком пошли вслед за нею на кухню и, стоя в дверях, ожидали,
пока она, порывшись в леднике, поставит на стол еду, кувшин с молоком и
пододвинет стул.
- Сделай ему пунш, Дженни, - посоветовал старый Баярд, но мисс Дженни
тотчас отвергла это предложение:
- Молоко - вот что ему надо. Того виски, что он на войне выпил, я
думаю, ему надолго хватит. Баярд - так тот, когда со своей войны
возвращался, всякий раз непременно хотел въехать на лошади через парадное
крыльцо. А ну-ка, пойдем. - И она решительно вывела старого Баярда из кухни
и потащила вверх по лестнице. - Немедленно отправляйся в постель, слышишь?
Оставь его на минутку в покое.
Убедившись, что он закрыл за собою дверь, она вошла в комнату молодого
Баярда и постелила ему постель, потом отправилась к себе и вскоре услышала,
как он поднимается по лестнице.
Его комната была озарена зыбким светом луны, и, не зажигая огня, он
вошел и сел на кровать. За окном неумолчно гудели лягушки и кузнечики; лучи
лунного света, словно хрупкие стекляшки, разбиваясь о кусты и деревья,
звонким хрустальным дождем сыпались на землю, и все эти звуки тонули в
ритмичных и гулких вздохах электрического насоса за конюшней.
Он нащупал в кармане еще одну папиросу, закурил ее, но после двух
затяжек бросил. Потом он тихо сидел в комнате, которую прежде делили они с
Джонни - двое отчаянных подростков-близнецов; он сидел на кровати, где
провел со своей женой последнюю ночь отпуска накануне отъезда в Англию, а
оттуда снова на фронт, где уже находился Джон. Мрак приглушил блеск ее
волос, бронзовым вихрем застывших возле него на подушке, она обеими руками
прижимала к груди его руку, и они тихонько разговаривали, обретя наконец
способность здраво рассуждать.
Но в те минуты он о ней не думал. Если он и думал о женщине, что,
напряженно вытянувшись и прижимая к груди его руку, лежала рядом с ним в
темноте, то лишь с чувством мучительного стыда за то зло, какое он столь
легкомысленно ей причинил. Думал он о своем брате, которого не видел уже
больше года, думал о том, что через месяц они встретятся снова.
Не думал он о ней и сейчас, хотя стены, словно увядший в гробу цветок,
еще хранили воспоминание о том безумном упоенье, в котором они прожили два
месяца, трагическом и скоротечном, как цветенье жимолости, и остром, как
запах мяты. Он думал о своем погибшем брате, и призрак их неистовой,
дополняющей друг друга жизни, словно пыль, покрывал всю комнату, вытесняя
ту, другую тень, перехватывая у него дыханье, и он подошел к окну, с шумом
поднял фрамугу и стал жадно ловить ртом воздух, как человек, который чуть
не утонул и никак не может поверить, что ему удалось снова вынырнуть на
поверхность.