"Уильям Фолкнер. Сарторис (Роман. 1929)" - читать интересную книгу автора

фланелевой рубашке и вельветовых брюках, на балаганщика, который объяснял
ему устройство разрывной веревки и парашюта; стояла, не успевая ловить ртом
воздух, с бешеной скоростью вырывавшийся из легких; смотрела, как шар
взмывает в небо вместе с Джоном - он сидел на хрупкой трапеции, болтавшейся
внизу, - смотрела, как шар и люди и все кругом медленно опрокидывается, а
потом вдруг обнаружила, что, уцепившись за Хореса, стоит под прикрытием
какого-то фургона и пытается перевести дух.
Джон опустился на заросли колючей ежевики милях в трех от города,
отцепил парашют, вышел на дорогу и остановил проезжавшего в фургоне негра.
Когда до города оставалось не больше мили, он увидел старого Баярда,
который бешено несся навстречу в коляске, и пока они стояли бок о бок
посреди дороги, старый Баярд изливал накопившуюся ярость, между тем как в
фургоне сидел в изодранной одежде его внук и его исцарапанное лицо выражало
чувства человека, которому довелось испытать нечто столь невыразимо
прекрасное, что потеря этой на миг воплощенной мечты воспринималась как
очищение, а вовсе не как утрата.
Назавтра, проходя по улице, Нарцисса встретила Джона, который с
бешеной стремительностью, отличавшей обоих братьев, выбежал из какой-то
лавки, отскочил в сторону, чтобы не сбить ее с ног, и выпалил:
- Ах, извини... Здравствуй.
Лицо его, заклеенное крест-накрест пластырем, было озорным, веселым и
дерзким. На мгновенье она подняла на него широко открытые, полные отчаяния
глаза, потом прижала ладонь к губам и быстро, почти бегом, пошла прочь.
Потом он уехал вместе с братом, и война отгородила их от всех, словно
двух запертых в отдаленной конуре беспокойных псов. Мисс Дженни
рассказывала ей о них, о скучных письмах, которые они из чувства долга
изредка посылали домой, а потом он погиб - где-то далеко за морем, и не
было тела, чтобы возвратить его земле, и оттого ей казалось, что он все еще
смеется над словом "смерть", как смеялся прежде над прочими словами,
означающими покой, - смеется, не дождавшись, пока время и весь его реквизит
не внушат ему, что итог человеческой мудрости - вознестись в мечтах так
высоко, чтобы в поисках этой мечты не утратить и ее самое.
Тетушка Сэлли мерно качалась в качалке.
- Не все ли равно, который из двух это был. Они оба друг друга стоят.
Впрочем, они не виноваты, что их так дурно воспитали. Испортили вконец - и
того и другого. Люси Сарторис до самой своей смерти никому не позволяла
делать им замечания. Будь это мои дети... - Она все качалась и качалась. --
Я б из них эту дурь выбила. Нечего сказать - вырастили парочку диких
индейцев. Эти Сарторисы воображают, что лучше их на свете никого нет. Даже
Люси Крэнстон - родом из такой семьи, каких во всем штате не сыщешь, - и та
вела себя так, будто само провидение удостоило ее чести стать женой одного
Сарториса и матерью еще двоих. А все гордыня, ложная гордыня.
Она мерно качалась в качалке. Под рукой у Нарциссы с ленивым
нахальством мурлыкал кот.
- Это их сам бог наказал, отняв у них Джона, а не его брата. Джон по
крайней мере раскланивался, встречая на улице даму, а уж этот... - Она
ритмично раскачивалась, шлепая ногами по полу. - Смотри держись от него
подальше. Он убьет тебя, как свою бедняжку жену.
- Дайте мне хотя бы получить благословение церкви, тетя Сэлли, --
сказала Нарцисса.