"В.В.Фомин. Варяги и варяжская русь " - читать интересную книгу автора

Но для норманистов Байер, как полно выразил в дореволюционной
историографии это мнение П.Н.Милюков, являет собой "истинный тип германского
ученого-специалиста", обладавшего "критическим чутьем" и "колоссальной
ученостью", владевшего всеми приемами классической критики. В предвоенные
годы в советской науке, о Байере (равно как о Миллере и Шлецере) говорилось
с пиететом, что с особенной силой проявилось в историографическом труде
Н.Л.Рубинштейна. Ученый, характеризуя Байера, утверждал, что "прекрасное
знание византийских и скандинавских источников бросило новый свет на ряд
вопросов древнерусской истории, с которыми он впервые познакомил русского
читателя". Причем среди "тщательных" его исследований Рубинштейн выделял
постановку "варяго-русского вопроса на основе непосредственного изучения
скандинавских материалов..."27.

Великая Отечественная война коренным образом изменила отношение к
Байеру, т. к. с его именем прежде всего ассоциировался нор-манизм, взятый
фашизмом на службу (ситуацию в науке еще больше накалила борьба "с
низкопоклонством перед Западом", развернувшаяся в конце 40-х гг.). В 1948 г.
М.Н.Тихомиров очень резко отозвался о Байере, назвав его "бездарным и
малоразвитым воинствующим немцем...". Раздел монографии Рубинштейна,
посвященный немецкому ученому, Тихомиров расценил как "самый неправильный по
своим выводам" и охарактеризовал его как "совершенно неприкрытый
восторженный отзыв о Байере". В 1955 г. к вышеприведенным словам историк
добавил, что работы Байера, "страдают грубейшими ошибками", и в целом
заключил, что деятельность академиков-иностранцев "принесла не столько
пользы, сколько вреда для русской историографии..."28. Данная тональность в
разговоре о немецких историках была подхвачена в науке, и в историографии
стало нормой именовать их "псевдоучеными", занимавшимися "злостной
фальсификацией" русской истории29. Подобное отношение к ним вызвало в 1957
г. возражение Л.В.Черепнина, заметившего, что ошибочные, а в ряде случаев
тенденциозные утверждения Байера, Миллера и Шлецера, "несомненно, наносили
ущерб русской науке", но вряд ли следует изображать их "бездарными, тупыми и
невежественными людьми", да и перед русской исторической мыслью они имеют
заслуги. Данная позиция была принята наукой30, в связи с чем разговор о
немецких историках приобрел сдержанный и конструктивный характер. И,
конечно, не может быть никакого сомнения в том, что имена немцев Байера,
Миллера, Шлецера есть такое же достояние русской исторической мысли, как и
имена русских Татищева, Ломоносова, Карамзина.

Взгляд на Байера как родоначальника норманской теории не является
единственным взглядом на проблему возникновения норманизма. В 50-х гг.
прошлого века за рубежом были высказаны мнения, ставящие на место Байера
либо известного Миллера, либо совершенно безвестного Пауса, при этом
по-прежнему оставляя за столицей российской империи роль колыбели норманской
теории.

В 1957 г. польский историк Х.Ловмяньский пришел к выводу, что хотя
Байер и пытался заложить "первые научные основы норманской проблемы",
однако, "он не был норманистом". Но источники, конкретизировал свою мысль
ученый, опубликованные им, были использованы "для подтверждения норманской