"Бернар Ле Бовье де Фонтенель. Рассуждения о религии, природе и разуме " - читать интересную книгу автора

Сенека, Скаррон

Сенека. Вы переполнили мою душу радостью своим сообщением о том, что до
сих пор существуют стоики[43] Жанр этот объединяет в себе все самое
гротескное, что только есть в искусстве шутки.
Сенека. Но, значит, вы не были философом?
Скаррон. Почему же нет?
Сенека. Но это не может быть занятием стоика - создавать комические
произведения и стремиться к тому, чтобы вызывать смех.
Скаррон. О! Я отлично вижу, что вы не поняли всех преимуществ шутки.
Ведь в ней-то и заключена вся премудрость. Смех можно извлечь из чего
угодно. Я мог бы, если бы пожелал, извлечь его даже из ваших трудов: мне это
очень легко; но решительно ничто само по себе не порождает серьезности.
Бьюсь об заклад, что вам никогда не извлечь из моих сочинений ничего
враждебного их манере. Разве не ясно это говорит о безраздельном господстве
смешного? И также о том, что ни одна вещь в мире не создана для серьезного к
ней отношения? Я переложил в бурлескные стихи божественную "Энеиду"[45]
попросил у правившего тогда императора небольшой городок Калабрию, лежавший
в развалинах, с тем чтобы его восстановить, дать ему управление в
соответствии с законами государства Платона и назвать его Платонополисом. Но
император наотрез отказал в этом философу, причем он так мало полагался на
божественный разум Платона, что не согласился бы дать ему в управление даже
старый домишко. Вы можете по этому судить, насколько разум потерял свой
авторитет. Ведь если бы он пользовался хоть каким-нибудь уважением, люди
должны были бы его почитать; но люди его совсем не ценят.

Артемисия, Раймонд Луллий

Артемисия. Вот совершенная для меня новость! Вы говорите, будто
существует секрет, позволяющий превращать металлы в золото, и что называется
этот секрет философским камнем или "великим созиданием"?[47] который вас не
любил; вы принесли ему в жертву это величественное строение, сумевшее вам
принести столь великую славу. И пепел Мавзола, проглоченный вами, оказался
не столь уж блестящим лекарством против вашей новой страсти.
Артемисия. Вот уж не думала, что вы так хорошо осведомлены о моих
делах. Этот эпизод моей жизни остался совсем неизвестным, и я даже
представить себе не могла, что есть достаточно много людей, которые его
знают.
Раймонд Луллий. Итак, вы должны признать, что судьбы наши
перекрещиваются именно в том, что обоим нам курили фимиам, которого мы не
заслужили: вам - потому что верили, будто вы навеки сохранили верность манам
вашего мужа, мне - потому что считали, будто я завершил свой великий труд.
Артемисия. Охотно признаю это. Толпе всегда суждено чем-то быть
одураченной; нужно уметь извлекать выгоду из ее настроений.
Раймонд Луллий. Но разве больше ничего не роднит нас с вами?
Артемисия. Да, до сих пор я нахожу, что я порядком на вас похожа.
Продолжайте.
Раймонд Луллий. Разве оба мы не искали нечто, чего вообще не существует
на свете? Вы - секрет верности своему мужу, я же - секрет превращения в