"Бернар Ле Бовье де Фонтенель. Рассуждения о религии, природе и разуме " - читать интересную книгу автора

Фонтенель, строго придерживаясь материалистически толкуемого
сенсуализма, отвергает вслед за Локком врожденные идеи. Все идеи без
исключения заимствованы из опыта, порождены опытом. Все аксиомы также
образовались многократным подтверждением каких-то истин опытом.
Таким образом, духовная жизнь, мир идей есть порождение внешнего
материального мира. Это и есть убеждение, "символ веры" Фонтенеля. Но этот
подход к проблеме противоречит установкам господствующей религии,
богословия, официальной философии. Чтобы "обойти" их, Фонтенель прибегает к
приему не очень-то новому: он слово в слово повторяет, как слова молитвы,
прописные истины благочестия: бог дал законы мышления, бог "дал уму главную
мысль, которая различно преобразуется под влиянием воздействия частных
объектов на ум".[9] Первая часть фразы - для святош; вторая выражает позицию
Фонтенеля: "частные объекты", т. е. внешние вещи, формируют мысль.
К этому же приему прибегает Фонтенель, чтобы отстоять очень дорогую для
него идею единства материи и движения. Бог, пишет он, "дал материи главное
движение, которое затем различным способом преобразуется в ее частях, по
мере того как они между собою сталкиваются".[10] Это деистическое
утверждение является для Фонтенеля средством избавиться от религии и с
помощью идеи движущейся материи объяснить многообразные изменения, которые
происходят во всем мире. Как и Декарт, Фонтенель оперирует механически
понятым движением, но для его времени и такая постановка была огромным шагом
вперед в воспроизведении научной картины мира. Принципу единства материи и
движения Фонтенель придавал исключительное значение в познании и объяснении
мира, не прибегая к каким-либо сверхъестественным, мистическим объяснениям.
Многие авторы, писавшие о Фонтенеле, упрекали его за чрезмерную
преданность духу и букве физики Декарта и тогда, когда развитие науки
показало неправомерность "теории вихрей" в декартовском толковании. Более
того, Фонтенель выступил против ньютоновского принципа действия на
расстоянии. Эти упреки основательны, но важно отметить, что неприязнь и
непринятие принципа действия на расстоянии было продиктовано
мировоззренческими соображениями. Фонтенель боялся каких-нибудь мистических
выводов из учения Ньютона. На это обстоятельство правильно обращает внимание
Александр Калам. "Если до конца жизни, - пишет он, - Фонтенель враждебно
относился к гравитации, то это было продиктовано философскими соображениями.
Он считал опасным это действие на расстоянии для своего рационализма".[11]
Это, конечно, не оправдывает Фонтенеля. Он не сумел по достоинству
оценить мировоззренческое значение великих открытий Ньютона. Ничто здесь в
главном, решающем не угрожало научному, рационалистическому объяснению мира.
Но в каком-то плане эта ошибка Фонтенеля была продиктована непримиримостью
ко всем попыткам подменить рационалистическое, научно-атеистическое
объяснение процессов и явлений сверхъестественными, спиритуалистическими
причинами.
Научно-материалистические позиции Фонтенеля предопределяли его
принципиально враждебное отношение к агностицизму. С большой убежденностью
Фонтенель возвеличивал человеческий разум, его неограниченные возможности в
познании сущности вещей, в постижении тайн природы. С ростом научного знания
он связывал лучшее будущее человечества, освобождение от невежества,
предрассудков, от ложно понятых правил жизни, которые делают людей слабыми и
несчастными. "...Наш ум, - писал Фонтенель, - может иметь бесконечное число
степеней постижения и при этом иметь отчетливые идеи... может воспринимать