"Джеффри Форд. Портрет миссис Шарбук " - читать интересную книгу автора

и холодный ветер, проникший в город прошлым вечером, казалось, вознамерился
в нем остаться. Он нес вдоль тротуаров обрывки бумажек и опавшие листья, изо
рта у меня вырывался пар. Прохожие были одеты соответственно - в шарфы и
рукавицы, и мне пришлось напрячься, чтобы вспомнить, куда же девалось мое
лето. Я получал удовольствие, повторяя себе, что занятия живописью
отличаются от работы на какой-нибудь фабрике или в конторе, где нужно
трудиться от и до, что постоянно напоминает человеку о беге драгоценного
времени, - однако я при этом никогда не мог точно сказать, какой сегодня
день. Большая часть июля, а также весь август и сентябрь были потрачены на
то, что стало причиной неудовольствия миссис Рид, а у меня осталось лишь
самое слабое воспоминание об удушающей летней жаре. Перед этим мягкие
весенние месяцы - апрель, май и начало июня - прошли под знаком вечно
пьяного полковника Онслоу Мардилинга, чей нос с его хребтами и расщелинами
являл собой любопытнейший образец лунного пейзажа. Все мои зрелые годы
возникали в памяти как один сплошной ряд чужих лиц и фигур. Пришло время
спросить: "А где среди всего этого был я?"
Когда я добрался до места назначения, было уже далеко за полдень. Я
увидел двухэтажный особняк с мраморными колоннами, скорее похожий на
какой-нибудь банк в центральной части города, чем на жилой дом. От его
белизны и массивности веяло похоронной величавостью мавзолея. В тот момент,
когда я вышел из трамвая, аметистовые небеса разверзлись и ливень хлынул как
из ведра. Огромный клен, стоящий перед домом, под напором водяных струй
терял свои оранжевые пятиконечные листья, а буйный ветер подхватывал их и
разбрасывал на маленькой лужайке и дорожке, ведущей к парадному входу. Я
остановился на мгновение, чтобы уточнить лишний раз номер дома. В этот
момент ударил гром, и я припустил с места в карьер.
Не успел я убрать руку от медного дверного кольца, как дверь открылась
внутрь. Передо мной стоял мистер Уоткин, его голова с молочно-белыми глазами
быстро двигалась из стороны в сторону.
- Что вам угодно? - спросил он.
Я заговорил не сразу, мне было любопытно - обнаружит ли меня старик,
как и в прошлый раз, по запаху.
Мне уже показалось, что я застиг его врасплох, но он едва слышно
потянул носом воздух и сказал:
- А, мистер Пьямбо, вы сделали правильный выбор, сэр. Прошу вас
входите - не стойте под дождем.
Я не сказал ни слова, не желая признавать свое поражение.
Он провел меня в прихожую перед холлом и попросил подождать здесь, пока
он известит хозяйку о моем приходе. К моему удивлению, над диваном на стене
передо мной висел подлинный Саботт. Я сразу же узнал эту работу - я тоже
участвовал в ее создании, будучи учеником Саботта. Называлась картина "В
море" и являла собой портрет мистера Джонатана Монлаша, знаменитого морского
капитана семидесятых годов, питавшего изрядное пристрастие к прелестям
гашиша. Когда эта работа была закончена, мне не исполнилось и двадцати, но я
до сих пор помнил задор старого моряка и его неизменное чувство юмоpa. Если
память мне не изменяла, то я написал некоторых из демонов, скачущих в
безумном хороводе вокруг длиннолицей головы героя. По настоянию Мунлаша
Саботт изобразил его с мундштуком от кальяна в губах. Хотя и переданные с
помощью пигментной краски, струйки серо-синего дыма, вырывающиеся из уголка
его рта, были такими воздушными, что казалось, будто они клубятся и тянутся