"Джеффри Форд. Год призраков" - читать интересную книгу автора

В субботу, ближе к вечеру, мы с Мэри сидели в кустах форзиции, и я
читал ей то, что записал в своей тетради. Тем утром я ни свет ни заря
отправился на велосипеде прочесывать окрестности - не попадется ли мне на
глаза новый подозреваемый, которого можно описать. На глаза мне попались
миссис Харрингтон, прозванная мной Колоссом за необъятную талию, и Митчелл
Эриксон - парнишка, который родился в один день со мной и на каждом школьном
мероприятии играл на своем аккордеоне "Испанскую даму".[16]
Я выложил все это Мэри, начав с мистера Фарли. Читал я тем же быстрым
шепотом, каким пересказывал ей главы приключений Перно Шелла. Мэри была
благодарной слушательницей. Она сидела спокойно, лишь кивая время от
времени: точно так же она делала, когда Дед разбирался со своими лошадьми.
Каждый кивок говорил мне, что она приняла и переварила информацию вплоть до
этого момента. Ее явно не опечалило то, что умер тщедушный картофелеголовый
муж миссис Харрингтон, и она не рассмеялась, слушая мое описание улыбки
Митчелла, кланявшегося в ответ на жидкие аплодисменты. Кивок сообщал, что
она подводит итог моим усилиям, а мне от Мэри больше ничего и не было нужно.
Когда я закончил и закрыл тетрадь, она несколько мгновений хранила
молчание, потом посмотрела на меня и сказала:
- Я поставлю миссис Харрингтон на место.
В этот момент нас позвала мать. Поскольку то был уик-энд, отец
только-только вернулся с работы и настала пора отправляться к тетушке Лауре.
Мы забрались в наш белый "шевроле-бискейн" - я с Джимом на заднем сиденье,
Мэри между нами. Отец ездил с открытым окном, локоть его торчал наружу,
пальцы играли сигаретой. Я не видел его целую неделю; выглядел он уставшим.
Отрегулировав зеркало заднего вида, отец посмотрел на нас и улыбнулся.
- Все на борту, - сказал он.
Больница Святого Ансельма находилась где-то на северном берегу
Лонг-Айленда, почти в часе езды от нас. Поездка обычно проходила в серьезной
атмосфере, но иногда отец включал для нас радио, а если был в хорошем
настроении, то рассказывал какую-нибудь историю из своего детства. Больше
всего мы любили рассказы про древнего рабочего конягу, который был у отца и
его брата в Амитивилле. Этого конягу грязно-белой масти с глубокой
седловиной звали Пегасом, и был он убийственно медлителен.
Больница не принадлежала к числу этих современных сооружений -
одно-единственное здание, вокруг которого витает слабый запах мочи и хлорки.
Нет, Святой Ансельм напоминал городок из рассыпанных посреди леса маленьких
каменных замков; это было какое-то сказочное нагромождение гигантских
гранитных лестниц, дубовых дверей, витражей и полуосвещенных петляющих
коридоров, в которых гулко отдавались шаги. В гуще тополей стояла изогнутая
бетонная скамейка, а перед ней - фонтан с пеликаном, который пронзал клювом
собственную грудь. Из раны хлестала вода. Но самым необычным казалось то,
что, кроме пациентов и старого согбенного доктора Хасбита с кустистыми
седыми баками, все остальные здесь были монахинями.
Я никогда прежде не видел столько монахинь сразу. На всех были
просторные одеяния черного цвета и плотно прилегающие к голове шапочки. Если
вы встречали одну из них в прохладных сумерках, а глаза еще не успели
привыкнуть к темноте, то возникало впечатление, будто в воздухе само по себе
плывет лицо. Монахини двигались по больнице в полном молчании, и лишь
изредка кто-нибудь из них улыбался вам, проходя мимо. Это место было
обиталищем Бога. Я не мог отделаться от мысли, что нашу тетушку сделали