"Анатоль Франс. Преступление Сильвестра Бонара " - читать интересную книгу автора

25 октября 1869 года.

Я принял решение и приготовился к отъезду, оставалось лишь уведомить
Терезу. Должен признаться, что я долго не решался объявить ей о моем
отъезде. Я опасался ее насмешек, попреков, слез и увещаний. Я думал: "Она
добрая старушка, ко мне привязана; она станет удерживать меня; а богу одному
известно, что если ей чего захочется, то за словами, жестами и криком она не
постоит. В данном случае на помощь будут призваны - привратница, матрасница,
семь сыновей фруктовщика и полотер; все станут на колени в круг у ног моих,
начнется плач; и это будет так безобразно, что я им уступлю, лишь бы их не
видеть".
Вот те ужасные картины, те больные думы, какие вызвал страх в моем
воображении. Да, страх, страх плодовитый, как говорит поэт, породил всех
этих чудовищ в моем мозгу. На этих задушевных страницах говорю, как на духу:
я боюсь своей домоправительницы. Я знаю, что ей известна моя слабость, и это
лишает меня мужества при столкновеньях с нею. А столкновенья эти очень
часты, и в них я уступаю неизменно.
Но все же приходилось объявить Терезе о моем отъезде. Она вошла в
библиотеку с охапкой дров, чтобы развести огонь, - "вздуть огонек", как
говорит она, - ибо по утрам свежо. Я искоса рассматривал ее, пока она сидела
па корточках, скрыв голову под колпаком камина. Не знаю, откуда появилась во
мне храбрость, но я не колебался. Я встал и, прохаживаясь по комнате,
произнес небрежно, с особою лихостью, присущей трусам:
- Да-а! Кстати... кстати, Тереза... я уезжаю в Сицилию...
Сказав, я выжидал в большой тревоге. Ответа не было. Голова Терезы и
большой чепчик оставались по-прежнему в камине; я наблюдал за ней: ничто в
ее особе не выдавало ни малейшего волненья. Она совала щепки под дрова,
только и всего.
Наконец я снова увидел ее лицо: оно было спокойно, - так спокойно, что
в душе я даже возмутился. "Истинно, нет сердца у этой старой девы, - подумал
я. - Она предоставляет мне уехать, даже не воскликнув "ах!". Неужели для нее
отъезд ее старого хозяина такая малость?"

- Ступайте, - сказала наконец она, - но возвращайтесь к шести. У нас к
обеду кушанье, которое не может долго ждать.


Неаполь , 10 ноября 1869 года .

- Co tra calle vive, magne e lave a faccia.
- Понимаю, мой друг: "За три сантима напьешься, наешься и умоешься", и
все это можно совершить любым арбузным ломтем с твоего лотка. Но западные
предрассудки, пожалуй, не позволят мне вкушать с должной невинностью это
простое чувственное удовольствие. Да и как я буду сосать арбуз? В этой толпе
мне уж и так стоит немало труда держаться на ногах. Какая шумная и сияющая
ночь в Санта-Лючии! В лавчонках, освещенных многоцветными фонариками,
вздымаются горы фруктов. Прямо на открытом воздухе топятся плиты, в котлах
кипит вода, на сковородках шипит сало. Запах жареной рыбы и горячего мяса