"Дик Фрэнсис. Спорт королев" - читать интересную книгу автора

появлялся термометр. Но я сумел добиться таких успехов в пропуске уроков,
что школьный инспектор стал постоянным гостем нашего дома, и мое потребление
аспирина можно считать рекордным.
Когда мне исполнилось семь лет, отец первый раз решил взять меня на
охоту. Но безжалостное чувство юмора Дугласа чуть не испортило мне праздник.
Я услышал, как отец говорил, мол, утром надо будет приучить меня к крови, и
неосторожно спросил у Дугласа, что это значит.
- О, ничего особенного, - с ужасной ухмылкой объяснил он. - Охотники
разрежут живот лисы и всунут туда твою голову.
Эта ужасная картина стояла у меня перед глазами и не давала уснуть,
такой долгожданный день теперь представлялся кошмаром, но, когда наступил
самый отвратительный момент, охотник лишь ласково провел мне по щеке
смоченным в крови пальцем и подарил лисий хвост.
С этого дня я не мог ни о чем думать, кроме как о волшебном волнении
охоты: мне снились летящие навстречу изгороди, за которыми петляли хитрые
лисы, и лай собак, бегущих впереди. Когда же я не спал, то или вспоминал
прошлую охоту, или строил планы на будущую. В школе я корпел над
арифметикой, которую считал для себя абсолютно бесполезной, а сам думал:
"Как раз сейчас они спустили Эшриджвуда", а когда после ленча я шел попинать
мяч на футбольном поле, то мысленно представлял, как они затравили лису
возле Хейнс-Хилла и уже возвращаются домой. И естественно, отметки по
арифметике оставляли желать лучшего, и в день охоты мяч всегда летел не
туда, куда надо.
Рождество вдруг потеряло свою высшую важность в моем детском календаре.
У меня уже не вызывало восторга предвкушение, как я буду открывать пакет с
подарком, не волновали радостные гимны во время рождественской службы в
церкви. Мне нужно было время для более серьезных рождественских дел:
начистить седло и сапоги, чтобы они блестели, будто зеркало, подготовиться к
самому важному дню в году - дню большой охоты.
Очарование охоты для меня никак не связывалось с конкретным убийством
лисы, оно просто означало успешное завершение дня. Очарование охоты
заключалось в восхитительной свободе: я носился по полям так быстро, как
только мог, и так отважно, как позволяла моя храбрость. Я пытался заставить
пони идти следом за хорошей лошадью, знал каждый куст и каждый камень в
округе и считал делом чести никогда не въезжать в ворота, если можно
перепрыгнуть с пони через забор.
За исключением года смерти деда, зимой охота, а летом показ пони и
лошадей стали для меня главным занятием, пока Вторая мировая война не
прервала налаженный ход вещей. После смерти деда бабушка осталась одна в
большом доме, потому что все ее дети были женаты или замужем, имели свои
дома и своих детей. Даже Дуглас вырос, здоровье его стало крепче, и он
вернулся к нам. Тогда решили для компании послать к бабушке меня, и почти
год я прожил у нее. А мои дяди, тети, кузены и кузины по очереди приезжали в
гости, но даже их приезды не прогоняли печаль и тишину дома. Он стал похож
на раковину, в которой свистит шум прошлого. Грустное настроение создавал не
только уход притягательной личности деда, просто все чувствовали, что пришел
конец целой эпохи в жизни нашей семьи.
В конце концов ферму продали. Дед завещал ее своим детям, но ни один из
его трех сыновей не мог выкупить хозяйство у своих братьев и сестер, да
никто фактически и не хотел, потому что фермерство в начале тридцатых годов