"Герберт Франке. Сириус транзитный" - читать интересную книгу автора

дождь. Иногда можно было различить шум реактивных двигателей: самолеты
сомкнутым строем шли высоко над крышами, опрыскивая тучу смога, которая
накрывала город, точно шляпка исполинского гриба. И скоро вниз обрушивались
грязно-серые потоки ливня, хлестали по крышам и мостовым, смывали и уносили
прочь грязь и мусор, чтобы в конце концов, бурля, исчезнуть в стоках.
Недолгое время оставалась еще грязноватая пленка влаги, от которой
поднимался тонкий парок... Это был час утренней свежести-иные старики,
дождавшись, когда дождь кончится, выходили из дома и, глубоко дыша, гуляли
вокруг квартала. Потому что вместе с дневным освещением-его включали в
шесть - возвращались сушь, жара и пыль.
Барри тоже знал этот утренний час: дед, которому было уже под
восемьдесят, порою будил его и Гаса и брал с собой на улицу. Барри, в
общем-то, нравились ранние прогулки - напоенный влагой воздух, капель с
крыш, лужи у края тротуаров,- но Гас скоро начал встречать дедовы
приглашения в штыки, и Барри, буквально во всем подражавший брату, тоже
предпочел лишний часок поваляться в постели.
Душный, чуть отдающий гнилью запах влажного воздуха был одним из самых
ранних воспоминаний Барри и куда ярче зрительных образов, которые память
сохранила поблекшими и искаженными, словно в кривом зеркале. Лицо
матери-расплывчатое светлое пятно,-согбенная фигура деда, седые пучки
волос, бахромой свисающие из-под шляпы... Квартира-обшарпанные стены,
кровати, холодильник, телевизор. А вот это он помнил лучше всего:
закругленный четырехугольник экрана, вечное мельканье пестрых кадров,
причудливые перескоки с ближнего плана на дальний и наоборот. Долгие дни,
они с Гасом на куче подушек, в руках у брата блок дистанционного управления,
он определял, что смотреть. Драки, стремительно мчащиеся автомобили,
всадники, индейцы, астронавты, яхты на синей глади моря, космические корабли
среди звезд, солдаты, преступники, вспышки дульного пламени, кулачные удары,
мертвые тела... Гас мог часами сидеть, уставясь на экран, держа пальцы на
клавишах, он готов был день и ночь следить за всеми этими событиями, ему
хотелось движения, и он не переключал на другой канал, пока на этом
что-нибудь происходило, пока люди бежали, сражались, падали... Едва лишь
обстановка на экране менялась-начинался разговор, любовная сцена,- Гас, не
медля ни секунды, пробегал по всем диапазонам и в конце концов опять ловил
приключение, волнующую жизнь, которая существовала где-то вовне, вне их
пространства, вне их времени, но все-таки существовала- в воображении
авторов, на миллионах экранов, в головах зрителей.
Барри был еще инертнее Гаса. Он смотрел все подряд, не вникая в смысл.
Гас и тот не интересовался сутью происходящего, а уж Барри и вовсе
воспринимал лишь мгновение- вид в заднем стекле, машины преследователей,
перекошенные лица, сжатые кулаки, пальцы на спуске. Для него это был
калейдоскоп, случайная смена пестрых картинок, переменчивая мозаика из одних
и тех же элементов-суровых мужчин, красивых женщин, мотоциклов, гоночных
яхт, самолетов. Только позднее он заметил кулисы: роскошь богато
обставленных квартир, пальмы на берегу, сказочные кущи в ярких огнях,
вулканические гряды чужих планет, межзвездное пространство. Так они сидели
до вечера, когда приходили домой родители и гнали их от телевизора, чтобы
посмотреть свои программы.
Тогда разжимались клещи, державшие их дома, и Гас украдкой сбегал на
улицу. Возвращался он поздно, зачастую грязный, потный, иной раз в синяках и