"Виктор Франкл. Человек в поисках смысла " - читать интересную книгу автора

которые последовали якобы благожелательному совету (который дали им в
предбаннике старшие заключенные) и укоротили свои сапоги, отрезав верх и
смазав срез мылом, чтобы скрыть этот акт саботажа. Повидимому, эсэсовцы
только этого и ждали. Всем заподозренным в этом преступлении велели зайти в
соседнюю комнату. Скоро мы опять услышали свист плетки и крики избиваемых
людей. Теперь это продолжалось довольно долго.
Таким образом иллюзии, остававшиеся у некоторых из нас, были развеяны
одна за другой; и тогда, совершенно неожиданно, многих охватило чувство
мрачного веселья. Мы поняли, что нам больше нечего терять, кроме наших так
издевательски обнаженных жизней. Когда полилась вода, мы начали смеяться и
над собой, и друг над другом. В конце концов, это была настоящая вода!
Кроме этого странного веселья, нас охватило еще одно чувство:
любопытство. Я переживал такое любопытство и раньше как основную реакцию на
некоторые экстремальные обстоятельства; например, когда однажды во время
восхождения в горы мне угрожала опасность, в критический момент я чувствовал
только одно - мне было любопытно как бы со стороны, выйду ли я из этого
положения живым, или с разбитым черепом и переломанными костями.
Холодное любопытство преобладало даже в Освенциме, как-то отвлекая наши
чувства от окружающего, которое таким образом рассматривалось с некоторой
объективностью. Теперь такое состояние духа поддерживалось как самозащита.
Мы стремились узнать, что будет дальше; и каковы будут последствия от того,
что нас выгнали, совершенно голыми и все еще мокрыми после душа, в
промозглый холод поздней осени. Через несколько дней наше любопытство
перешло в удивление: никто не простудился.
В запасе было еще много сюрпризов для новоприбывших. Бывшие среди нас
медики скоро узнали: учебники врут! Где-то сказано, что человек не может
прожить без установленного количества сна. Ничего подобного! Я был уверен,
что на какие-то вещи просто неспособен: не могу спать без таких-то удобств
или не могу жить в тех или иных условиях. Первую ночь в Освенциме мы спали
на многоярусных нарах. На каждом ярусе (примерно 2х2,5 м) спало девять
человек, прямо на досках, укрывшись двумя одеялами на всех. Мы могли,
разумеется, лежать только на боку, тесно прижавшись друг к другу, что было
даже к лучшему из-за жуткого холода. Хотя запрещено было брать обувь на
нары, некоторые тайно использовали ее как подушки, пусть она и была заляпана
грязью. Иначе приходилось подкладывать под голову руку, едва ее не
вывихивая.
Я хочу упомянуть еще несколько подобных вещей - поразительно, как много
мы можем вынести: мы не имели возможности чистить зубы, и несмотря на это и
на серьезный недостаток витаминов, у нас были более здоровые десны, чем
когда-нибудь раньше. Мы носили одну и ту же рубашку полгода, пока она не
теряла всякий вид. Целыми днями мы не могли помыться, даже частично, так как
замерзали водопроводные трубы, и все же раны и мозоли на руках не гноились
(если это не были отморожения). Или, например, люди с чутким сном, которых
мог разбудить малейший шум в соседней комнате, сейчас лежали, прижатые к
товарищу, который громко храпел над самым ухом - и это не мешало им крепко
спать.
Если бы теперь нас спросили, правдиво ли утверждение Достоевского, что
человек - это существо, которое ко всему привыкает, мы бы ответили: "Да,
человек может привыкнуть к чему угодно; но не спрашивайте как." Но в тот
момент наши психологические исследования еще не зашли так далеко; мы еще не