"Анна Фрейд. Психология Я и защитные механизмы " - читать интересную книгу автора

принципа удовольствия" (S.Freud, 1920) детально обсуждается значение такого
перехода от пассивной к активной роли как средства ассимиляции неприятного
или травматического опыта в детстве. "Если доктор смотрел у ребенка горло
или произвел небольшую операцию, то это страшное происшествие, наверно,
станет предметом ближайшей игры, но нельзя не заметить, что получаемое при
этом удовольствие проистекает из другого источника. В то время как ребенок
переходит от пассивности переживания к активности игры, он переносит это
неприятное, которое ему самому пришлось пережить, на товарища по игре и
мстит таким образом тому, кого этот последний замещает" (ibid., p. 17). То,
что истинно относительно игры, истинно также и относительно другого
поведения детей. В случае мальчика, корчившего гримасы, и девочки,
практиковавшей магию, не ясно, что в конце, концов стало с угрозой, с
которой они идентифицировались, но в случае плохого настроения другого
мальчика агрессия, принятая от зубного врача и учителя физкультуры, была
направлена против всего мира в целом.
Этот процесс трансформации еще больше поражает нас своей необычностью,
когда тревога связана не с каким-то событием в прошлом, а с чем-то ожидаемым
в будущем. Я вспоминаю мальчика, имевшего привычку яростно трезвонить
входным звонком детского дома, в котором он жил. Как только дверь
открывалась, он начинал громко бранить горничную за то, что она так долго не
открывала и не слышала звонка. В промежутке между звонком и приступом ярости
он испытывал тревогу, как бы его не отругали за его невоспитанность - за то,
что он звонит слишком громко. Он набрасывался на служанку, прежде чем она
успевала пожаловаться на его поведение. Горячность, с которой он бранил
ее, - профилактическая мера - указывала на интенсивность его тревоги.
Принятая им агрессивность была направлена на конкретного человека, от
которого он ожидал агрессии, а не на какое-либо замещение. Обращение ролей
нападающего и подвергающегося_ нападению было в данном случае доведено до
своего логического завершения.
Женни Вельдер дала яркое описание этого процесса у пятилетнего
мальчика, которого она лечила*. Когда анализ подошел вплотную к материалу,
касающемуся мастурбации и связанных с ней фантазий, мальчик, до того
застенчивый и заторможенный, стал неимоверно агрессивным. Его обычно
пассивное отношение исчезло, и от его женственных черт не осталось и следа.
Во время анализа он заявлял, что он рычащий лев, и нападал на аналитика. Он
носил с собой прут и играл в Крэмпуса**, т.е. стегал им направо и налево,
когда шел по лестнице у себя дома, а также в моей комнате. Его бабушка и
мать жаловались, что он пытается ударить их по лицу. Беспокойство матери
достигло предела, когда он принялся размахивать кухонными ножами. Анализ
показал, что агрессивность ребенка не может считаться указанием на то, что
было снято торможение каких-то его инстинктивных импульсов. До высвобождения
его мужских стремлений было еще далеко. Он просто страдал от тревоги.
Введение в сознание и необходимое признание его более ранней и недавней
сексуальной активности возбудили в нем ожидание наказания. Согласно его
опыту, взрослые сердились, когда обнаруживали, что ребенок занимается такими
вещами. Они кричали на него, отпускали ему пощечины или били его розгой;
возможно, они могли бы даже что-то отрезать у него ножом. Когда мой
маленький пациент принял на себя активную роль, рыча, как лев, и размахивая
прутом и ножом, он драматизировал и предвосхищал наказание, которого так
боялся. Он интроецировал агрессию взрослых, в чьих глазах ощущал себя