"В.Фрин. Москва-Подольск-Москва [И]" - читать интересную книгу автора

турке свою фамилию, статью и пункты: ведь ничего не знали - кто
остался на воле, кого посадили, в чем обвиняют. Хорошо, если
кто-то, переведенный из другой камеры, встречался с твоими одно-
дельцами - уже какая-то ясность...
Но еще лучше, если новенького привозили прямо с воли. Он
рассказывал, что нового в мире - а главное, на фронтах: ведь до
конца войны было еще далеко. Газет нам не давали, радио у себя в
кабинете следователь выключал со злорадной ухмылкой, как только
ничинались последние известия - тем дороже была всякая просочивша-
яся в тюрьму информация.
Если в передаче (не в радиопередаче, а в съедобной, из дому)
обнаруживалось что-то, завернутое в газету, ведавший передачами
вертухай по кличке Перебейнос обязан был печатный текст изъять. Но
как-то раз в передаче оказался кулечек с солью - крупной влажной
солью военного времени. Клочок газеты, из которого свернут был ку-
лек, изодрался, промок, пожелтел; Перебейнос побрезговал возиться,
отдал так. В камере, высыпав соль, мы осторожно разгладили крохот-
ный обрывочек и прочитали, что "...цы послали в подарок командую-
щему фронтом... грамяну бутылку с балтийской во..." Так! Понятно!
Наши уже в Латвии или в Литве! Заполнить пропуски нам было куда
легче, чем детям капитана Гранта: "бойцы... Баграмяну... водой".
В другой раз, во время допроса, я увидел на столе у следова-
теля газету. В те дни сообщения о взятых нами городах печатались
крупным шрифтом в верхнем левом углу первой страницы, где название
газеты. Но эта лежала далеко, я даже в очках не мог прочитать, ка-
кой именно город взяли. Видел только, что название его повторялось
дважды, второй раз в скобках, и что заглавная буква была одна и та
же. Я поднапряг мозги и вычислил: Печенга (Петсамо)! Так оно и
оказалось.
Любопытно было бы заглянуть в подшивку за сорок четвертый год
и определить дату. Про бутылку с балтийской водой для Баграмяна мы
прочли, по-моему, еще в "гимназии", а про Печенгу-Петсамо я, придя
с допроса, рассказал сокамерникам уже в "гостинице".
Туда, на Большую Лубянку, нас - участников сулимовского дела
- перевели в конце лета. Почему нами занялась следственная часть
по Особо Важным Делам - понятия не имею. Могу только строить до-
гадки: из-за громких имен Бубнова-Сулимов? Начальство велело хоро-
шенько разобраться?
А собственно, чего там было разбираться? И областные следова-
тели, и "особо важные" прекрасно понимали, чего стоит наше дело -
как и десятки других, таких же липовых. Нужно было только подог-
нать решение задачи к заранее известному ответу.
И в приемах следствия ничего не изменилось: так же для начала
меня сунули в одиночку, так же, за ерундовую провинность, сажали в
карцер, так же материли на допросах - правда, не очень умело и с
еврейским акцентом.
В одиночке на этот раз я просидел целый месяц. Она была по-
комфортабельней: просторная, паркетный пол, никелированная параша,
окно - зарешеченное, конечно, и снабженное "намордником". (Чтоб мы
не увидели, что делается на дворе, окна камер снаружи прикрывались