"Эрих Фромм. Бегство от свободы" - читать интересную книгу автора

сидеть и ждать; гораздо чаще тревога - если только не парализует его -
погонит его что-либо делать. Он станет вышагивать взад и вперед, начнет
задавать вопросы, разговаривать с каждым, кто попадется, прибирать свой
стол, писать письма и т. д. Он может и продолжать свою обычную деятельность,
но более активно, лихорадочно. Какую бы форму ни принимала его активность,
эти усилия стимулируются беспокойством и направлены на подавление чувства
бессилия.
Усилие в кальвинистской доктрине имеет еще и другой психологический
смысл. Сам факт неутомимости человека в его усилиях, какие-то достижения в
моральном совершенствовании или в мирских делах служат более или менее явным
признаком того, что он принадлежит к числу избранных. Иррациональность
такого вынужденного усилия состоит в том, что деятельность служит не
достижению какого-то результата, а выяснению будущего; причем это будущее
предопределено заранее и не зависит от деятельности человека, находится вне
его контроля. Этот механизм хорошо известен у невротиков. Когда такие люди
боятся результатов какого-либо начинания, важного для них, то в ожидании
ответа они могут считать окна зданий или деревья на улице. Если получится
четное число - человек чувствует, что все будет в порядке; если нечетное -
это знак, что дело худо. Часто такое сомнение относится не к какому-то
определенному моменту, а ко всей жизни человека; в этом случае стремление
увидеть "знак" будет непреходящим. Нередко связь между таким подсчетом -
деревьев, камней, игрой в карты и т. п. - и сомнениями, тревогой является
неосознанной. Человек может пристраститься к картам из-за смутного чувства
беспокойства, и только анализ обнажает скрытую функцию этой его
деятельности - отгадать будущее.
В кальвинизме такой смысл усилия стал частью религиозного учения.
Сначала это относилось главным образом к моральному усилию. Но с течением
времени акцент все больше смещался в сторону мирской деятельности и
результатов этой деятельности. Таким образом, экономический успех
превратился в знак милости божьей, а неуспех - в знак проклятия.
Из этого рассуждения видно, что стремление к непрерывному усилию,
неустанной работе - отнюдь не противоречит принципиальному убеждению в
бессилии человека, а, напротив, является психологическим результатом этого
убеждения. Таким образом, усилия и работа приобрели совершенно
иррациональный характер. Они не могут изменить судьбу, предначертанную
Богом, не зависящую ни от каких усилий человека, а служат лишь средством
заранее узнать эту предначертанную судьбу. В то же время лихорадочная
деятельность помогает справиться с невыносимым ощущением беспомощности.
Можно считать, что новое отношение к усилию и труду, ставшему
самоцелью, - это важнейший психологический сдвиг, какой произошел в человеке
с конца средних веков. В каждом обществе человек должен трудиться, чтобы
жить. Многие общества решали эту проблему, возлагая труд на рабов и позволяя
свободным гражданам посвящать себя "более благородным" занятиям. В таких
обществах работа была недостойна свободного человека. В средневековом
обществе бремя труда тоже было распределено между разными классами
социальной иерархии отнюдь не равномерно, существовала достаточно тяжелая
эксплуатация. Но отношение к труду было не таким, какое развилось
впоследствии, в Новое время. Труд не имел абстрактного характера; он состоял
не в производстве каких угодно товаров, которые, может быть, удастся выгодно
продать на рынке. Человек работал на конкретный спрос и имел конкретную