"Эрих Фромм. Бегство от свободы" - читать интересную книгу автора

только в том, что они сами - лично - принадлежали к величайшим
человеконенавистникам среди ведущих исторических деятелей; во всяком случае,
среди религиозных лидеров. Гораздо важнее, что их учения проникнуты духом
враждебности; и могли быть привлекательны только для людей, объятых той же
напряженной подавленной враждебностью. Ярче всего эта враждебность
проявляется в их представлении о Боге, особенно в учении Кальвина. Хотя мы
все знакомы с этой концепцией, мы часто не вполне отдаем себе отчет в том,
что значит представлять себе Бога столь деспотичным и безжалостным, каков
Бог Кальвина, приговоривший часть человечества к вечным мукам без всякого
оправдания или объяснения; кроме того, что это является проявлением его
власти и могущества. Сам Кальвин, конечно, был озабочен очевидными
возражениями, которые могли быть выдвинуты против этой концепции; но более
или менее искусные конструкции, изобретенные им, чтобы сохранить образ
справедливого и любящего Бога, выглядят совершенно неубедительно. Образ
Бога-деспота, которому нужна безграничная власть над людьми, их покорность,
их уничижение, - это проекция собственной завистливости и враждебности
среднего класса.
Враждебность и завистливость проявляются и в отношении к людям. Как
правило, это принимает форму негодования, возмущения, которое остается
характерной чертой среднего класса со времен Лютера и до Гитлера. Этот
класс, в действительности завидуябогат ым и сильным, способным наслаждаться
жизнью, рационализировал свою неприязнь и зависть в терминах морального
негодования, в убеждении, что эти высшие слои будут наказаны вечным
проклятием. /Ср.: Ranulf, Moral Indignation and Middle Class Psychology. Эта
работа представляет важное подтверждение тезиса, что нравоучительное
негодование является типичной чертой среднего класса, особенно его низов./
Но напряженная враждебность по отношению к людям нашла и другое воплощение.
Режим правления, установленный Кальвином в Женеве, был проникнут духом
враждебности и подозрительности каждого к каждому; в этом деспотическом
режиме, конечно, трудно было найти дух любви и братства. Кальвин с
подозрением относился к богатству, но был безжалостен и к бедности. И
впоследствии мы нередко встречаем в кальвинизме предостережения против
дружелюбия к чужестранцу, жестокость к бедняку и общую атмосферу
подозрительности к окружающим. /Ср.: Вебер. Указ. соч., с.102; Toyни. Указ.
соч., с.190; Ранульф. Указ. соч., с.66 и далее./
Кроме проекции враждебности и завистливости на Бога и косвенного
проявления этих чувств в форме морального негодования, был еще один выход
этой враждебности: она обращалась на себя. Мы уже видели, как настойчиво
подчеркивали Лютер и Кальвин порочность человеческой натуры, утверждая, что
самоуничижение лежит в основе всякой добродетели. Сознательно они считали
себя в высшей степени смиренными людьми, в этом можно не сомневаться. Но ни
один человек, знакомый с психологическими механизмами самоуничижения и
самообвинения, не усомнится в том, что такого рода "смиренность" коренится в
неистовой ненависти, которая по тем или иным причинам не может быть
направлена наружу и обращается против самого ненавистника. Чтобы до конца
разобраться в этом явлении, необходимо понять, что отношение к другим и
отношение к себе самому не бывают противоположны; они в принципе
параллельны. Но враждебность по отношению к другим часто бывает осознана и
может выражаться открыто; враждебность по отношению к себе обычно (за
исключением патологических случаев) бывает неосознанной и находит выражение