"Донован Фрост. Храм ночи ("Конан") " - читать интересную книгу автора

сам себя убедил в том, что он и его капитан, не имея реальной помощи от
наместника, с пятью десятками латников никак не смогли бы выбить из
непроходимого урочища и диких скал полторы сотни отпетых разбойников,
которые к тому же все были из здешних диких мест, в отличие от основной
части аквилонцев - уроженцев центральных провинций.
"Мы их атакуем, а они отступают на немедийскую территорию", - несколько
раз повторил офицер.
Успокоившись, на сей счет, он придирчиво оглядел свой меч, а найдя его
состояние пристойным, принялся сосредоточенно вытирать запыленные сапоги
пучком травы. На самом деле появление короля Аквилонии было и связано, и не
связано с разбойным логовом на Совиной Горе.
Конана гнала из дворцовых стен хандра, черная меланхолия, охватившая
душу владыки сильнейшей хайборийской державы едва ли не на следующий день
после смерти Зенобии.
Конан плакать не умел. Он сидел на краю холодной ступени, ведущей в
роскошный мавзолей, места последнего успокоения королевы, единственной
женщины, которую он по-настоящему любил, и молчал. Горе его было настолько
полно, настолько пронзительно и безнадежно, что его оставили в покое.
Вначале удалились придворные, у которых гудели ноги от нескончаемых бдений у
гробницы. Затем ушел, испугавшись звенящей тишины, Конн, который в тот день
стал старше едва ли не на десяток лун. Наступило утро, и, глухо стуча
сапогами по узорным мраморным плитам, удалилась стража, унося бесполезные
факелы. Лишь молчаливые телохранители-северяне, словно тени суровых северных
богов, продолжали нести бессменную стражу, завернувшись в плащи и склонив
головы в рогатых нордхеймских шлемах. Да у ног Конана затих любимиц
Зенобии - громадный большеухий волкодав, лая которого никто никогда не
слышал, но взгляд желтых глаз этого пса мог остановить самого киммерийца на
пороге дверей в покои королевы. И еще у отдаленной витой колонны сидел на
свернутом плаще верный Троцеро.
Прошел день, и из груди неподвижно застывшего короля вырвался тяжкий
вздох. Волкодав едва различимо вильнул хвостом, качнулись силуэты
телохранителей, да встрепенулся Троцеро. После невнятного ворчания Конан
вздохнул вновь и стукнул кулаком по каменной ступени. Пес больше не
шелохнулся. Он не покинул хозяйку и на Серых Равнинах.
Тогда Троцеро, тяжело переставляя старческие, скрюченные подагрой ноги,
подошел к Конану и положил руку на его плечо.
- Когда-нибудь это должно было произойти, мой король, - сказал великий
полководец скрипучим, слабым голосом, в котором трудно было уловить трубные
раскаты повелительного баса, что ревел в самой гуще десятков сражений, через
которые под его началом шла от победы к победе аквилонская армия.
Конан ничего не ответил, лишь поднял глаза и не видящим взором обвел
все вокруг. А Троцеро неожиданно мягким движением отпрыгнул назад и выхватил
шпагу. Телохранители двинулись, было, но Конан вяло махнул рукой, и они
замерли, словно живые куклы в лаборатории чернокнижника-некроманта. Троцеро
отдал в сторону зияющего проема мавзолея салют, затем переломил шпагу о
колено и повернулся к своему королю спиной. Конан безразлично следил, как он
уходит, - плечи графа ссутулились, пустые ножны волочились сзади, гремя
медным оголовьем о камни.
Когда Троцеро с помощью королевских оруженосцев садился на нынешнего
своего скакуна - смирную лошадку невзрачной, но послушной и понятливой