"Георгий Георгиевич Фруменков. Узники Соловецкого монастыря " - читать интересную книгу автора

не было богомольцев.
Известно, с каким нетерпением жители севера ждут лета, солнца и
тепла. Соловецким арестантам летние месяцы не приносили радости. С
приходом из Архангельска первого корабля их загоняли в чуланы и
накрепко закрывали на весь период навигации. До ухода последнего судна
заключенных не выпускали за ворота тюрьмы. Монахи боялись встреч
ссыльных с богомольцами, опасались побегов и разглашения тайны,
которая окутывала соловецкую тюрьму и все, что творилось в ее
"благочестивых" стенах.
Писатель С. Максимов, посетивший Соловки в июле 1856 года,
рассказывает, что монахи охотно показывали монастырское хозяйство, но
посетить тюрьму и навестить своего земляка известного беспоповца
Популина ему не разрешили, хотя путешественник имел официальную
бумагу, предлагавшую оказывать ему возможное содействие. Подгулявший
караульный офицер доверительно сообщил писателю, что он не знает ни
имен, ни фамилий заключенных, а знает только номера их. По приметам,
переданным С. Максимовым, удалось установить, что Популин под № 13
"летней порой сидит в чулане безвыходно"(11).
В таких условиях жили арестанты при "гуманном" игумене Александре
через год после отражения вражеского нападения на монастырь, во время
которого "они с самоотвержением действовали против неприятеля".
Крутые и строгие настоятели, а таких было подавляющее
большинство, летний режим распространяли на зимние месяцы и держали
несчастных круглый год взаперти. Камеры днем и ночью были на замке.
Ссыльный священник Лавровский так описывает порядки, царившие на
Соловках в начале 30-х годов: "...Тюрьма сия действительно была игом
несносным. В каждом чулане, всегда почти запертом, трех аршин длиною,
в два аршина с двумя-тремя вершками шириною, находилось по два
арестанта; между двух коек был проход только для одного узника; рамы
не имели форточек, от чего воздух стесненный делался удушающим, и одно
милосердие божие спасало страдальцев. Для исполнения естественной
нужды не позволялось выходить в нужное место, куда однажды только в
сутки выносили арестанты из чуланов свои судна для очищения"(12).
До каких невероятных пределов доходил произвол архимандрита
свидетельствует случай, происшедший с магистром богословия Серафимом,
присланным на Соловки в середине 70-х годов на жительство среди
братии. Причина ссылки Серафима достоверно неизвестна. Но не в этом
дело. Как образованный и умный человек, магистр богословия стал
вникать в жизнь монашеской общины и свои наблюдения оформлять в виде
корреспонденции, которые направлял, минуя монастырскую цензуру, в
столичные газеты. В статьях Серафима содержались критические замечания
в адрес хозяев монастыря.
В летнее время опальный иеромонах встречался с приезжавшими на
остров паломниками, вел с ними откровенные разговоры о монашеской
жизни, переправлял на большую землю свои заметки. Все это,
естественно, не нравилось братии. Архимандрит Мелетий попросил у
синода разрешения применить к Серафиму более строгий режим. Синод
посоветовал усилить наблюдение за ссыльным и взять с него расписку о
том, что он впредь не будет встречаться с богомольцами. Соловецкий
настоятель истолковал эти рекомендации по-своему. Он оборудовал в