"Ладислав Фукс. Мыши Наталии Моосгабр " - читать интересную книгу автора

свете рефлекторов, и сказал привратнице: - А вы, мадам, немного здесь
уберите.
Мотор засипел, по двору промелькнули зажженные фары, и полицейская
машина въехала в проезд. Дворик снова погрузился в темноту. Там осталось
лишь несколько взволнованных квартирантов, госпожа Фабер с пустым пивным
жбаном и Штайнхёгеры со второго этажа; кровь на брусчатке вновь заблестела
лишь в отраженном свете верхних окон. Штайнхёгеры взяли госпожу Фабер со
жбаном под руки и медленно повели ее вслед за госпожой Моосгабр к проезду.
Привратница тем временем доплелась до ведра с водой, ополоснула с брусчатки
кровь и пошла мыть руки. Потом отправилась за госпожой Фабер и
Штайнхёгерами к госпоже Моосгабр.
- Как же это случилось, - сказала она, ужасно бледная и взволнованная,
когда вошла в кухню. - И вправду ли бедняжка полез на край доски и потерял
равновесие? И вправду ли он полез туда нынче вечером, когда шел за пивом?
Инспектор сказал, что он свалился, да-да, свалился, мы с госпожой Моосгабр
в какой-то момент и вправду слышали грохот.
Госпожа Моосгабр стояла у печи спиной к столу и кипятила чай. Госпожа
Фабер сидела на стуле, прямая и холодная, ни один мускул не дрожал на ее
лице, и на коленях держала жбан, который полиция нашла наверху на галерее.
Господин Штайнхёгер и его жена сидели подавленные на диване, и привратница,
ужасно бледная и взволнованная, подсела к ним. Потом она сказала:
- Свалился, какой ужас! А вы еще, госпожа Моосгабр, сказали ему, когда
он пришел к вам с глазом, что будет вечером как огурчик. Что бодро-весело
побежит завтра в школу.
- Как огурчик, да, бодро-весело... - прошептала госпожа Моосгабр у
печи и, повернувшись, принесла на стол чашки с чаем. Потом подошла к
буфету, поглядела на госпожу Фабер и сдавленным, тихим голосом сказала: -
Видите ли, мадам, - сдавленным, тихим голосом сказала она и оперлась рукой
на буфет, - я в Бога не верю. Когда я была маленькая и ходила в школу, один
приказчик, не то посыльный, я уж не помню, сказал мне, чтобы я не молилась.
Что это впустую, никакого Бога все равно нет. Чтобы я лучше копала свеклу,
она хоть прокормит меня, и уж если во что-то верить, то верить в судьбу.
Потому что я могу видеть ее, а молиться ей не должна. Она бывает либо
такой, либо сякой. И если я во что-то верю сейчас, так только в судьбу. Это
была судьба, госпожа Фабер, так что не убивайтесь зря, - сказала госпожа
Моосгабр госпоже Фабер, которая по-прежнему сидела прямая и холодная, ни
один мускул не дрожал на ее лице, и на коленях держала жбан. А госпожа
Моосгабр, по-прежнему опираясь рукой на буфет, продолжала: - Моя судьба
была гораздо хуже. Сколько с детьми я намучилась, сколько настрадалась с
ними, что я только для их блага не делала. Я им и колыбельную пела, госпожа
привратница знает ее, ну а видите, что получилось. Попали дети в спецшколу,
потом в исправительный дом, сейчас Везр в третий раз за решеткой, и я
дрожмя дрожу, что он вот-вот оттуда вернется. А Набуле? Набуле сегодня на
своей свадьбе выбросила из окна пирожки, что я напекла ей, а потом и меня
выгнала, ни поесть, ни попить не дала, ни корки сухой, ни капли лимонада, а
я надела на свадьбу мое единственное праздничное платье. Да и чего только
не было, - вздохнула госпожа Моосгабр, - о том и говорить не хочу, госпожа
Фабер. Госпожа привратница все знает.
- Знаю, - сказала привратница, бледность немного сошла с ее лица, - и
что деньги у вас украли, украли все ваши сбережения.