"Лука Ди Фульвио. Чучельник " - читать интересную книгу автора

больше тускнел, вычерчивая длинные тонкие тени, в которых уже проглядывали
сиреневые тона близящегося вечера.
Скоро стемнеет. Это ему на руку, так как у него назначена встреча.
Согласно плану.
Утром он перевез мать в светлую палату городской больницы. Понаблюдал
за беготней врачей и сестер, нанюхался прилипчивого запаха лекарств и
хлорки, подметил в глазах больных страдание и страх перед смертью, что
раздражало его донельзя. Но сразу уйти он не мог: нельзя привлекать к себе
внимание неадекватным поведением. Сознание грандиозности своего замысла
побуждало его остерегаться. Перед ним, как мечтала мать, открывается
блестящее будущее. Многолетнее одиночество будет вознаграждено. Правда, цена
той награде - его анонимность. Он должен научиться быть невидимкой.
Случайным прохожим. Несмотря на свою исключительность. Поэтому, усевшись в
уголке палаты, он до конца отыграл свою роль: расспрашивал врачей, терпел их
апломб и профессиональную снисходительность. И даже в какой-то мере был им
за это благодарен, поскольку они неосознанно позволяли ему почувствовать
себя мелким, незначительным, бестолковым. В этом и состоит величие его
замысла: весь мир должен служить его цели. Всего час спустя он был в полной
боевой готовности. По больничным коридорам и отделениям передвигался
уверенно, как будто следуя мысленной карте, и при этом никто его не замечал,
никто не удостаивал взглядом. Он скользил вдоль стен, как тень. Спустился на
первый этаж, вошел в операционную, порывшись в шкафчиках, быстро нашел то,
что ему нужно. Скальпель, пилу, жирные хирургические карандаши, кривую иглу.
Все это он сложил в холщовую сумку вместе с рыболовными крючками, мотком
пеньковой веревки, катушкой нейлоновой лески и зеленой бархатной тесьмой.
Сумку он спрятал под пальто из тяжелого колючего сукна, не слишком
элегантное, но вполне добротное. В кармане пальто нащупал плотный картонный
конверт, где хранились три засушенных листика.
Он чувствовал себя непобедимым за своей новой маской человека из толпы.
Шел к выходу спокойно, как обычный посетитель, чуть сгорбив плечи, как будто
унося на них боль за родственника или друга. Дойдя до двери, оглянулся,
привлеченный убожеством вестибюля, и стал изучать его, словно видел впервые.
С обеих сторон два небольших зала ожидания. Кресла и диваны обиты
коричневатым кожзаменителем, на каждом подлокотнике большая пуговица, под
которую забран дерматин. Черные столики из матового пластика. На столешницах
кипы старых растрепанных журналов. От двух остались только обложки. В зале
справа чудом сохранился ковер с загнутыми кверху углами. Он подошел и
опустился в кресло. Под пальто негромко звякнули хирургические инструменты.
Прямо перед ним размещалась внушительная стойка темно-зеленого мрамора
с черными и желтыми прожилками. Из-за нее выглядывала сестра. Человек
пригляделся к ней. На вид лет пятьдесят; редкие сальные волосы цвета соломы
с отросшими черными корнями, перехваченные бледно-голубой резинкой под цвет,
вернее, под бесцветность пустых глаз. Пальцы заученным жестом теребят ручку;
длинные, заостренные ногти покрыты серебристым лаком. Отвечая на телефонный
звонок, она то и дело бросает взгляд на свои ногти. Наверняка где-нибудь в
укромном месте у нее хранится набор пилочек, щипчиков, бутылочек с лаками и
ацетоном. Человек полной грудью вдохнул человеческий запах этой обители
слез. Все, от чего он до сих пор отказывался, все, что мать ему
строго-настрого запрещала, в это утро стало его второй натурой. Он закрыл
глаза и притворился, что задремал. А сам сосредоточился на том, чтобы