"Лука Ди Фульвио. Чучельник " - читать интересную книгу автора

прячась за чугунной решеткой, увенчанной бронзовым купидоном, видел, как
потемнело лицо матери и глаза превратились в щелочки. Она ничего не сказала
антикварше, торговаться не стала. Когда мальчишка вырос, он понял, что
жалкие гроши, предложенные матери антикваршей, были ценой за негласность.
Все печати, все фамильные гербы следовало вытравить. Все следы сделки будут
уничтожены, и никто ничего не узнает, заверила антикварша. Плата за
молчание. Распрощавшись, обе женщины преобразились. Мать была в бешенстве. А
молодая антикварша расточала улыбки направо и налево, довольная выгодной
сделкой. У нее были платиновые волосы с двумя вульгарными завлекалочками и
пышным начесом на макушке, похожим на ком сахарной ваты. Поднявшись, она
одернула узкую юбку цвета морской волны, едва доходившую до колен, послюнила
указательный палец, потерла его о большой и наклонилась, чтобы зафиксировать
поехавшую петлю на чулке. Когда она наклонилась, в квадратном вырезе розовой
кофточки без рукавов показалась бледная мягкая грудь. Затем женщина натянула
короткий жакетик того же цвета, что и юбка, открыла маленькую жесткую
сумочку, вокруг ручки которой был завязан шарфик, вытащила чековую книжку и
выписала чек на сумму, причитающуюся хозяйке дома. Не сдержав приступа
эйфории, она шагнула к синьоре Каскарино с явным намерением поцеловать ее в
щеку, но мать проворно отступила и указала антикварше на выход. У той был
рыхлый, обвисший зад, несмотря на молодость. Видя, как он колышется под
тканью обтягивающей юбки, мальчик почувствовал колотье в левом мизинце. От
недавно наложенных швов кровь застаивалась, и распухший желтоватый обрубок
болезненно пульсировал. Но распространение инфекции удалось остановить.
Спустя тридцать два года человек-невидимка вошел в антикварную лавку.
Улицы постепенно пустели. Магазины закрывались. Люди торопились домой,
ужинать. Он спрятался за буфетом XIX века, вдыхая запах воска, и бесшумно
опустил на пол мешок. Минут десять стоял неподвижно, едва дыша. Биение
сердца глухо отдавалось в голове, но было ровным, ритмично отсчитывало
медленно уходящие, неумолимые секунды.
В тот день он в последний раз понаблюдал, как она передвигается за
стеклом витрины, среди нагромождения пыльной мебели. Не замечая окутывающих
его выхлопных газов и дыма окраинных фабрик, он зачарованно смотрел на
округлые руки с мясистыми пальцами. Тридцать два года назад эти пальцы
пожимали худую руку его матери и выписывали чек на имя синьоры Каскарино.
Теперь на этих сосисках красовались старинные золотые перстни, доставшиеся
ей неизвестно от какой нуждающейся семьи. Теперь ей пятьдесят два года, а
волосы все такие же платиновые, как тогда, с теми же завитками, и кожа такая
же светлая, почти прозрачная, и те же глупые, стеклянные глаза. Она была
одна и деловито суетилась в тесноте своей лавки. Видимо, близкая старость
тревожит ее, поскольку она то и дело глядится в зеркало то гардероба, то
трюмо. С годами такие женщины, как правило, позволяют себе толстеть, должно
быть, им кажется, что от этого натягивается кожа и морщины не так заметны. А
зад обвис еще больше.
Он долго выслеживал ее, сам не зная зачем. Пока наконец не постиг роль
этой женщины в своем грандиозном замысле. Со дня его поездки за город прошла
неделя. Неделя озарений. Неделя, давшая ему понять, что нет ничего
случайного в его судьбе. Каждое событие логически связано с предыдущим и
последующим, и эта цепь подводит его к свершению того, что ему предначертано
не месяц и не день назад, а с рождения. И все его существо, его плоть и
кровь призваны вывести его к этой цели, на этот единственно верный путь.