"Франц Фюман. Богемия у моря" - читать интересную книгу автора

дымящимся чаем. Фрау Трауготт неподвижно сидела на краешке стула, не
решаясь притронуться к налитому стакану. Чтобы помочь ей преодолеть
смущение, я начал восторженно рассказывать о море, о побережье, а она
сидела передо мной, как каменное изваяние.
- За ваше здоровье, фрау Трауготт! - сказал я и поднял стакан. Фрау
Трауготт робко протянула руку, взяла стакан и отпила глоток, какое-то
время она нерешительно держала ' стакан у губ, потом допила его и поспешно
поставила опять на стол.
Я налил ей еще и спросил, живет ли она здесь одна, и она сказала: "Да".
Я спросил, есть ли у нее дети, и она сказала: "Мальчик". Я спросил,
сколько ему лет, и она сказала: "Пятнадцать". Я спросил, где он, и она
назвала районный город. Я спросил, что он там делает, и она сказала, что
учится в школе. Потом я уже не знал, о чем ее еще спросить, откуда она
родом, спрашивать мне не хотелось, я помешивал ром в своей чашке, фрау
Трауготт неподвижно сидела на краешке стула, и я почем зря ругал себя за
то, что смутил робкую женщину своим упрямым писательским любопытством, но
такова уж роковая особенность нашей профессии.
Я снова заговорил, расхваливая красоту здешних мест и деревушки,
сказал, как хорошо я себя здесь чувствую, а фрау Трауготт повторяла свое:
"Да, сударь", - и глядела, как за окном колышется на дюне трава. Потом
она вдруг слегка наклонилась вперед и тихо, чуть-чуть торопливее, чем
обычно, зашептала: "Если бы только не это море, сударь, море еще всех нас
унесет!" Неожиданно я понял, что страх перед непривычным морем сломил ее
во^лю к жизни, отсюда и безжизненный взгляд и тусклыи голос. "Они хотят
его прибить гвоздями, прибить море гвоздями, вот ведь беда!" - снова
зашептала она, блуждая взглядом по колыхавшейся на дюне траве. Прибить
гвоздями? Я не понимал ее. Может, она в уме повредилась? Я смотрел, как
ста сидит передо мной на краешке стула, крохотная, съежившаяся, с добрым
беззлобным лицом, исказившимся от страха, со взглядом, устремленным
вдогонку ветру.
Она смотрела, как колышется под ветром трава, а меня охватывал страх.
Она вся съежилась и, слегка приподняв руки, словно защищаясь, зашептала:
"Вода нахлынет, сударь, она отступит, возьмет разбег и нахлынет, ведь
стена-то уже дала трещину и..." Она содрогнулась и неожиданно оборвала
шепот, как будто ее слова уже сами по себе могли навлечь беду.
- Кто это собирается прибивать море гвоздями? - спросил я, пытаясь
скрыть свой испуг. Но фрау Трауготт ничего не ответила. Она не сводила
глаз с окна. Я предложил ей выпить еще стаканчик, но больше пить она не
стала. Мне очень хотелось сказать ей что-нибудь хорошее, хотелось утешить
ее, и я сказал, что спокон веку здесь не было никаких наводнений и
совершенно исключено, чтобы прилив перехлестнул когда-нибудь через дюны.
И все же я чувствовал, что все мои слова так же тщетны, как тщетна
попытка услышать шепот в реве бури. Разговоры не помогали, надо было
что-то предпринять, надо было помочь этой женщине преодолеть страх перед
морем. Я осторожно спросил, не переселенка ли она. Фрау Трауготт медленно
подняла голову. "Ведь вы тоже, сударь", - тихо сказала она. А когда я
спросил, откуда она это знает, она, помолчав, ответила: "По говору".
Я назвал ей место, где я родился, а она все с таким же безучастным
лицом назвала свою родину. Это оказалось по соседству с той горной
деревушкой, где я вырос, я родился в горах, она - в долине. Я спросил, чем