"Артем Гай. Наследники" - читать интересную книгу автора

мсье" - этот злосчастный чемодан. Взрослый негр не стал нести его и двух
шагов, а за двадцать франков предоставил это право одному из мальчишек. Так
мы и шли: мальчишка с пустым чемоданом, этот верзила, а за ними тащился я
без своих кровных пятидесяти франков. Ха-ха-ха-ха!.. Вы поняли, Жан?
- Обычный бизнес, так я понял. Разве во Франции по- другому? - Овечкин
смотрел на него, похоже, недоуменно, как ребенок смотрит на большого дядю,
рассказавшего очень уж незатейливую историю.
Оноре пошевелил рыжими бровями, разглядывая Овечкина, потрогал длинный
нос.
- Да, Жан. В принципе везде все одинаково. Всё и все. Может быть,
действительно африканцы простодушней и потому кажутся хуже европейцев. Не
возражаю: вся эта наша цивилизация - гниль, красивая плесень, под которой
одна и та же питающая ее отвратительная слизь. В самом деле, французы лживы,
американцы самоуверенны и пустоголовы, англичане надуты, боши - те совсем
дерьмо, русские, если судить по прессе, - белые африканцы... Вы, наверное,
правы.
- Я ничего этого не говорил, Оноре. И совсем так не думаю. В каждой
стране полно разных людей, хороших и плохих...
- Я не знаю вашу страну и ваших людей. Но Европу знаю. И этот одуряющий
континент, где все: от Бизерты до Нордкапа, от Зеленого Мыса до Рас-Хафуна,
и вдоль и поперек, черные и сильно загорелые, - выдающиеся лентяи и
бездельники, знаю наверное.
- А может, они просто на вас не хотят работать?! - И тут Овечкин
накинулся на пьяного француза, как Робинзон на первого англичанина, и
опрокинул на доктора такой поток интернационализма, антишовинизма и
антирасизма, что Оноре вначале булькал еще, а потом и вовсе утонул,
удивленный, деморализованный, а под конец, когда Овечкин запел, просто
восхищенный им.
Была у Овечкина особенность: хоть малость выпьет - начинает петь. Причем
не просто петь, а очень громко. Он был, конечно, не виноват в этом: в
детстве его держали за музыкального мальчика, заставляли ходить с большой
папкой в музыкальную школу и даже показывали какому-то доценту по классу
вокала. Обо всем этом Овечкин успел давно забыть, но когда алкоголь, как
реостат, чуть понижал в нем критическое напряжение, вот так странно давали
себя знать давние несбывшиеся надежды его родителей.
Ну, а тут еще был и политический, так сказать, предлог: предметно,
наглядно и доходчиво показать этому заблудшему на мирских дорогах французу,
как по-своему прекрасны все нации и народности Земли. У Овечкина было сильно
развито чувство ответственности, а здесь он все время ощущал себя
полномочным представителем своей страны.
Начал Овечкин, естественно, с любимой своей украинской народной "Гей,
налывайте повние чары, щоб через винце лылося". Тут он сразу способен был
поразить славянской широтой и мощью своего голоса. И Оноре действительно
вздрогнул от неожиданности, словно в комнате вдруг грянул хорошо
организованный мужской хор. Затем Овечкин исполнил лиричную грузинскую "Ты
стоишь на том берегу". И как всегда, последний куплет выдал по-грузински.
Потом пел по-казахски и по-белорусски, всех слов не помнил и делал вид, что
просто торопится дальше: программа велика!..
В конце концов, они громко пели уже вместе с Оноре "Подмосковные вечера",
"Катюшу", "Спи, мой беби" незабвенного Робсона и "Прости мне этот детский