"Эдуардо Галеано. Бродячие слова" - читать интересную книгу автора

Андансио побежал, а черная туча - за ним. Он прыгнул в реку, окунулся с
головой и уцелел - его выручила водная гладь, первое зеркало в его жизни.
А вот медлительная жаба никак не могла защититься от этого полка
летучих копейщиков, и ее шкура навсегда покрылась пупырышками - следами
укусов.
Так на свете появились москиты.

Пришлая

И был день седьмой, и опочил Господь от трудов своих.
И, восстановив сполна силы свои,
в день восьмой Он создал ее.
Прибыла ты к нам по воде, в вечер собственной свадьбы. Вся деревня,
разинув рты, собралась на пристани, когда ты возникла из темноты, паря над
белопенными волнами. Промокшее от брызг белое платье липло к твоему телу, а
лицо твое подсвечивала диадема из живых светляков.
Лучо Кабальганте выменял тебя на шесть коров - все свое имущество, -
чтобы твоя красота излечила его тело, иссушенное одиночеством и униженное
годами.
Всю ночь пировали, а на рассвете плот, осыпаемый градом из рисовых
зерен, четыре раза развернулся на реке, и вы уплыли, и гитары с маракасами
распевали вам вслед: "До свидания, до свидания".
На следующий вечер плот вернулся. Ты стояла. А Лучо Кабальганте лежал,
распростертый на спине.
Лучо умер, так и не прикоснувшись к тебе. Когда ты медленно стягивала с
себя белое платье, пока, скатанное в кольцо, оно не упало к твоим ногам, он
залюбовался тобой - и сердце в его груди взорвалось от такой красоты.
Его положили в гроб и сразу закрыли крышкой: он был весь фиолетовый,
язык торчал наружу. На бдении оба брата Лучо схватились на ножах, споря за
наследство покойного - непорочную вдову.
Пришлось копать три могилы.
Ты осталась в деревне. Отец трех умерших братьев ходил за тобой по
пятам. Стоя на берегу, старый Кабальганте следил за тобой в бинокль, а ты
взрывала воду своим веслом с широкой лопастью, и стремнина пела, и тихая
музыка рассыпалась от лодки вместе с брызгами. И твоя песнь водяной пены
перекрывала звон церковного колокола. Лодка танцевала, рыба собиралась к ней
косяками, и все мужчины просыпались.
На базаре ты выменивала ершей и пескарей на манго, ананасы и пальмовое
масло. Куда бы ты ни шла, старик тащился вслед, не жалея ревматичных ног. А
когда в час сиесты ты забиралась в гамак, он подглядывал за твоими снами.
Старик не ел и не спал. Ревность, кружившая вокруг него день и ночь,
как стая москитов, выпила из него всю кровь. Исхудал - еле-еле душа в теле.
И когда от него осталась только груда немых костей, старика схоронили рядом
с сыновьями.
Ты не носила ни платьев из лавки "Парижский магазин", ни браслетов, ни
колец, ни сережек. Ни единой заколки не было в твоих длинных черных волосах,
всегда блестящих оттого, что ты их мыла с побегами банана.
Но стоило тебе пройти мимо, как Эсхоластико, парализованный
Эсхоластико, подскакивал. Ты плыла по деревенским улицам, и пыль на тебя не
садилась, грязь тебя не пятнала; и Эсхоластико слышал зычный голос своей