"О Галиче - Другие. Статьи" - читать интересную книгу автора

Ай да йорысака палалховела!

И совсем иначе пел он "Салонный романс", посвященный другому его тезке
- Александру Вертинскому (из того же "Александрийского цикла", где первым
был Александр Полежаев). К этому универсальному артисту, бывшему, как и он
сам, поэтом, композитором, певцом и актером, Галич относился с трепетной
нежностью, знал его репертуар наизусть. И в посвященном ему романсе -
своеобразные реминисценции, отзвуки знаменитых песен Вертинского: тут и
"Лиловый негр", и "Прощальный ужин", и "Пани Ирэн", и положенные Вертинским
на музыку ахматовский "Сероглазый король" и северянинский "Бразильский
крейсер", Но все эти образы даны у Галича в парадоксальном преломлении,
сквозь призму нашего времени: "Но век не вмещаться не может, а норов у века
крутой". И вот уже враль-лейтенант назначен морским атташе, романтический
прощальный ужин превращается в "сто пятьдесят под боржом", а тихая и
прекрасная пани Ирэна надевает пальто на негра - того самого, что "за займом
приедет в Москву"... То, о чем мы стали писать только сегодня, Галич увидел
и сказал уже тогда, припечатав вельможного "некто, который никто", готового
все дать непременно любому просителю из третьего мира, лишь бы там сидело
правительство "социалистической ориентации". Весь романс пронизан
ностальгической тоской по утраченной гармонии, олицетворенной в образе
Прекрасной Елены:

Все предано праху и тлену.
Ни дат не осталось, ни вех,
А нашу Елену, Елену,
Не греки украли, а век.

Вообще чувство стиля было у него безупречно. Трагические "Кадиш"
(памяти Януша Корчака) и "Аве, Мария" он пел совсем не так, как, скажем,
сатирические песни-фельетоны "Красный треугольник" или "Балладу о
прибавочной стоимости". Это, кстати, характерно и для Владимира Высоцкого:
"Кони привередливые" и "Диалог у телевизора" поют словно бы два разных
исполнителя. Но это и понятно: ведь оба барда были драматическими актерами,
хотя один вскоре бросил сцену, а другой оставался в театре до последних
дней. От актерской профессии у обоих - индивидуальный подход к каждой песне,
вживание в образ, полное слияние с персонажами. Недаром Высоцкого спрашивали
- был ли он подводником, летчиком, альпинистом, а у Галича допытывались,
когда и где он сидел в лагерях ("Люди спрашивают - откуда, где подслушано,
кем напето?" - писал он в "Черновике эпитафии").
Как-то в Малеевке я познакомил Галича с творчеством Александра
Городницкого, чьими песнями тогда увлекался и без конца крутил на своей
старой "Яузе" ту, самую первую его кассету, ставшую теперь уже классической
в бардовском жанре. Александр Аркадьевич этих песен тогда не знал - они
появились недавно и по стилю, интонации, тематике были "в другом ключе". Я
охотно спел их ему под гитару. Галич слушал "Заполярье" и "Перекаты",
"Ямайку" и "Канаду", "Бермудские острова" и "Английский канал", "От злой
тоски не матерись" и многие другие. Слушал внимательно, с интересом и явным
одобрением: песни ему понравились, Но вдруг в одном месте - в полублатной
песенке "А на Арбате падает снежок" - он прервал меня и попросил повторить
куплет. Я повторил: