"Иштван Галл. Первоапрельский дурак " - читать интересную книгу автора

друга.
...А ведь всем известно, что в нужный момент Ради с каждым удавалось
найти общий язык. В двадцатые годы, когда лорд Суиндон, бывший министр
колоний, в связи с предполагаемым английским кредитом нанес визит в Венгрию,
дабы самолично уяснить ситуацию, поскольку европейская печать выставляла
страну в неблагоприятном свете, то во время турне по венгерским городам его
и нельзя было заслать в лучшее место, чем в гости к Миклошу Ради. Суиндон
возвратился на родину довольный поездкой, с умеренным восторгом отозвался о
широком кругозоре венгерского правящего слоя, о глубоком чувстве
ответственности, о концептуальном мышлении. После этого - на короткий срок -
господин Миклош и заделался губернатором. Однако его реформаторские
устремления вскоре сделались в городском казино предметом насмешек, мишенью
для которых была избрана "мания Сечени". Миклош Ради, мол, дайте ему волю,
даже в Шомфе основал бы академию наук, а протекай тут река, построил бы
Цепной мост{8}, и единственная его заслуга заключается в том, что если
Сечени сумел всего лишь написать книгу о кредите, то Ради ухитрился этот
кредит выцарапать. Правитель Иштван (имеется в виду премьер-министр
Бетлен{9}) после долгого умалчивания едко заметил: да, Миклош для нас
чересчур хорош; все его новаторские попытки напоминают потуги человека,
который вилкой от фамильного сервиза с гербом намеревается выгрести навоз из
конюшни. Это замечание было истолковано компетентными лицами так, будто
правитель Иштван считает опрометчивым назначение Миклоша губернатором.


3

Неизвестно, кто был тот человек, который впервые подметил, что, как бы
быстро он ни бежал, тигр оказывается быстрее. Очевидно, мы не знаем этого
потому, что в следующий момент хищник, должно быть, настиг свою жертву.
Таким образом, история науки не смогла обогатиться одним фактом: мы не знаем
имени гения, который открыл фактор скорости.
В наше время принято жонглировать такими понятиями, как, например,
скорость звука. Под этим подразумевают исключительно большую скорость. Что
один из нас скажет, то другой почти тотчас и услышит. Вы спросите, а почему
это так уж важно? Примем за пятьдесят тысяч лет тот период, с наступлением
которого на развитие человечества решающим образом стала воздействовать
коммуникация между людьми. Распространяйся звук хотя бы в половину своей
скорости, мы отстали бы в своем развитии на двадцать пять тысяч лет. Ибо
команды и распоряжения движут мировым прогрессом.
Но существует ведь еще и скорость света - величина несравненно большая!
Следовательно, если бы скорость звука была тождественна скорости света, то
одновременно с собственным высказыванием мы слышали бы, что нам отвечают. А
может, даже чуть раньше. И могли бы ответить сразу же - а то и чуть раньше
того, - как только заговорит обращающийся к нам человек, в ответ на что он
реагировал бы с такой же скоростью, и так далее, и тому подобное. Хорошо бы
это было? По всей вероятности, нет. Мы никогда не пришли бы к общему
знаменателю, наша собственная речь опережала бы нас. Предположим, что первая
пара людей все еще мыкалась бы с первым своим разговором; ведь хотя в силу
большой скорости любой вопрос, могущий возникнуть между мужчиной и женщиной,
не составило бы труда обсудить в течение минуты, собеседники с тех пор