"Марк Лазаревич Галлай. Испытано в небе" - читать интересную книгу автора

Этому есть точное научное объяснение: оказывается, человек субъективно
судит о скорости своего движения не столько по линейному, сколько по
угловому перемещению окружающих предметов.
Поэтому даже на современном сверхзвуковом самолете, летящем со
скоростью полторы, две и более тысяч километров в час, летчик физически
ощущает эту скорость, разве если по дороге попадется какая-нибудь случайная
облачная верхушка. "Случайная" потому, что на высотах, на которых
выполняются сверхзвуковые полеты, и облачность-то бывает не часто.
А вот на бреющем полете, даже при весьма скромной скорости, которую
развивал наш Ще-2, набегающая под самолет земля сливается в сплошную пелену,
Управлять машиной приходится точно, без баловства: случайное снижение хотя
бы на несколько метров, которое на другой высоте осталось бы просто
незамеченным, здесь грозит последствиями непоправимыми! На бреющем полете
летчик воочию убеждается - иногда с удивлением, а порой и с раздражением, -
какая она, в сущности, неровная, поверхность нашей планеты: лес сменяется
озером, озеро - болотом, болото - снова лесом. То возникает какой-то
пригорок, то овраг, то отдельно растущее, но тоже не вполне безразличное для
нас дерево. Повинуясь мягким движениям штурвала, самолет летит по сложной
волнистой траектории, педантично повторяющей капризы рельефа местности.
Но опасность ткнуться в какое-нибудь наземное препятствие не была для
нас единственной. Существовали еще фашистские истребители, из-за которых, в
сущности, мы и избрали такую, почти нулевую высоту полета. Поэтому,
полностью занявшись пилотированием, я поручил сидевшему рядом со мной
механику Дмитрию Павловичу Сергееву во все глаза следить за небом и
немедленно докладывать обо всем существенном, что он там узрит.
Так мы и двинулись - курсом на восток.
Через полчаса полета я послал механика взглянуть, как там себя
чувствует наш пассажир. Вернувшись, он довольным голосом доложил:
- Спит. Я его, чтоб не замерз, укрыл чехлами от моторов.
От этого сообщения мне стало нехорошо. Моторные чехлы за время
употребления насквозь пропитались маслом. Нетрудно было представить себе,
как скажется соприкосновение с ними на щегольском подполковничьем
обмундировании Твардовского! Мне (конечно же, мне: за все происходящее на
борту отвечает командир) явно предстояла трудная защита. И я уже готовился
построить ее на вольном пересказе басни Крылова "Пустынник и медведь",
по-видимому полагая, что литературные примеры должны подействовать на нашего
гостя надежнее любых других.
Полет продолжался. Скоро пейзаж западных окраин страны - сплошные леса,
озера и болота - должен был смениться полями и перелесками центрального
района. Вот появились и первые признаки этого: какая-то более или менее
просторная полянка в лесу, затем лысый холмик, а вон слева выплывает и
настоящее поле.
Но не успел я отметить в своем сознании появление этого первого на
нашем пути поля, как вдруг...

***

Боюсь, читателю могут надоесть эти без конца повторяющиеся "вдруг". В
свое оправдание скажу одно: любому летчику-испытателю они надоели
несравненно больше!