"Север Гансовский. Пробужденье (Журнал "Химия и жизнь", 1969, NN 11-12)" - читать интересную книгу автора

таблетку и проглотил ее, глядя в окно. Посмотрел на стол перед собой и
понял... что он ее не проглотил.
Желтая пилюлька лежала возле баночки со скрепками, но не было той белой
таблетки, что мужчина с вещмешком положил тут же.
Следовало испугаться, но по вялости характера, а также из-за жары Федя
не смог.
Вторая половина дня укатилась в прошлое и стала историей без
происшествий. Пряничков спокойно досидел положенное ему время. Но когда он
вышел из метро на станции "ВДНХ", уже позабыв о белой таблетке, и
проследовал к себе на улицу Кондратюка, он вдруг заметил, что асфальт
мостовой приятно лиловеет под лучом вечернего солнца. Это немножко
насторожило Федю, поскольку внимания на цвет асфальта он никогда не
обращал, считая его просто серым.
А дома после ужина началось по-настоящему странное. Поднявшись из-за
стола, Федя не устроился в кресле, чтоб подремать у голубого экрана, а
принялся ходить по квартире. Вид у него был обеспокоенный. Он то
вытаскивал из застекленного парадного книжного шкафа тяжелый фолиант
"Детской энциклопедии", тревожа незапятнанную белизну страниц, то
недоуменно разглядывал фаянсового жирафа за стеклом царственного серванта.
Посидел на диване, потирая руки и явно мучаясь, встал и вдруг сказал своей
жене Шуре, что ему хотелось бы порисовать. Такого желания в доме никто
никогда не выражал, никаких рисовальных принадлежностей не оказалось. Но
Пряничков не успокоился, стал спрашивать, нельзя ли что собрать по
соседям. Дочка вспомнила, что живущий наверху тринадцатилетний Юрка
Воронин занимается в Московской художественной школе. От щедрого Юры
Пряничков вернулся с листом полуватмана и чешским механическим карандашом.
Он разрезал лист на куски и попросил дочь позировать ему. Наташа
натурщицей была плохой, она все время вертелась. Тем не менее Федя сделал
рисунок, рассмотрел его и тут же, разорвав, выбросил. Второй рисунок, для
которого позировала жена, постигла такая же судьба, но третий,
изображающий Шуру, и сейчас можно увидеть в коллекции доктора Крайковского
из секции биоинформации. Перед тем как взяться за него. Пряничков,
несмотря на поздний час, еще раз поднялся к Ворониным и попросил у Юры
какое-нибудь пособие по рисованию. Оно нашлось, и весьма солидное - "Школа
изобразительного искусства" в 10 томах.
Уже настала ночь, жена и дочка легли. Несколько раз, просыпаясь, Шура
видела мужа то сидящим с карандашом в руке напротив их общей постели, то
слоняющимся из комнаты в комнату. Ей спалось тревожно, она спрашивала
себя, не повредился ли супруг в уме.
Пряничков заснул около четырех, встал в девять. Быстро позавтракал и
тут же, на кухне, не вставая из-за стола, сказал, что им нужно продать
сервант.
Померкни внезапно белый свет и высыпь на небе звезды, это не произвело
бы на Шуру большего впечатления. Как раз главную-то часть гарнитура за
1600, на который долго и самоотверженно копили, и составлял именно
сервант. Роскошный и властный, он в течение нескольких лет был предметом
мечтаний и теперь, можно сказать, доминировал в жилище Пряничковых, как
собор в средневековом городе. Сервант намеревались со временем заполнить
сервизами и хрусталем, без него дом делался не домом, семья - не семьей.
Слезы из Шуриных глаз прожгли мыльную пену в раковине водопровода. Но