"Север Гансовский. Мечта (Авт.сб. "Три шага к опасности")" - читать интересную книгу автора

патриотизма, ходил на рытье зигзагообразных противобомбовых траншей,
жертвовал на авиацию. Но однажды сержант полевой жандармерии в зеленой
засаленной форме грубо вырвал у него лопату и оттолкнул его в сторону.
Рывших окопы снимали для газеты, и жандарму показалось, что мальчик будет
неуместен на фотографии. Стась, глубоко оскорбленный, ушел, дав себе слово
никогда не участвовать в таких представлениях.
Впрочем, он был уже не мальчик. Для него начался тот ломкий и опасный
период, когда ребенок становится юношей и в первый раз задает себе вопрос:
"Я и мир - что это?"
По утрам старая молочница, которую Стась помнил еще с тех пор, когда
ему было два года, кряхтя взбиралась к ним на третий этаж. Небольших
денег, оставленных отцом, хватало, чтобы еще забежать в скромную харчевню
и съесть лечо или рубец. Время до полудня Стась проводил дома, наслаждаясь
одиночеством и свободой после нудных гимназических занятий. Старая
квартира хранила много неожиданностей и тайн. То вдруг в сундуке в
передней среди связок писем, каких-то футлярчиков, лент обнаруживалась
пачка старинных гравюр с латинскими надписями, и можно было часами
разглядывать странные скалы среди бушующих вод, дворцы, обнаженных мужчин
и женщин, в экстазе протягивающих руки к небу, - химеры, видения и сны
давно уже умерших художников. То в гостиной останавливала потемневшая от
времени картина с потрескавшейся поверхностью. Из мрака вырисовывались
руки, плечи под сутаной, длинный нос и острый преследующий глаз. Кто этот
человек? Но ведь он был, он жил.
Таилось какое-то сладкое и вместе мучительное счастье в том, чтобы
повторять эти слова - он был, он жил.
После того как спадала дневная жара, неясная тоска гнала Стася на
улицу, к людям. Он заходил в парк, в Лазенки. На зеленой воде прудов
кораблями скользили белые лебеди. Плакучие березы склоняли над травами
свои волосы-ветви. Девушка-гимназистка сидела на скамье, задумавшись,
опустив на колени томик стихов. Брел, опираясь на палочку, старик
пенсионер. Бабочка трепетала в пронизанном солнцем и тенью воздухе.
Свершалось мгновение жизни...
Вечерами Стась отправлялся к старому учителю географии Иоганну
Фриденбергу. Начинались длинные разговоры. Старик, похожий на библейского
пророка, рассказывал о дальних странах, о великих произведениях искусства.
Он много путешествовал в молодости, а потом еще больше читал. Его
библиотека среди варшавских знатоков считалась одной из интереснейших.
Но чаще юноша просто бесцельно шагал по городу. На Свентокшискую, на
Вежбовую, Маршалковскую... Тротуары переполняла толпа, над головой висел
неумолчный шум разговоров, шаркали шаги, шуршали платья. Стась шел, сам не
зная, зачем он здесь.
Хотя в газетах одни известия сменяли другие и военная опасность то
назревала, то отходила куда-то вдаль, атмосфера в городе была тревожной,
нервозной. В ресторанах отчаянно кутили, как перед концом света. Дверь
какого-нибудь "Бристоля" отворялась, оттуда вместе со звуками бешеного
краковяка вываливался вдребезги пьяный хорунжий, миг невидяще смотрел на
прохожих, тряс головой, оглушительно кричал:
- Нех жие! Да живет Польша!
На Вежбовой толпа расступалась перед посольской машиной с флажком,
секунды, провожая ее, длилась тишина, потом начинался шепот. Очень