"Инна Гарина. Книга без переплета " - читать интересную книгу автора

не резон обижать. И не за тем я к тебе нынче, слышишь? Да ты рот-то закрой!
Дело сделано, заговорил я тебя.
- Домовой? - Михаил Анатольевич вытаращил глаза.
- Ну да, ну да! Ты нальешь али как?
- Домовых не бывает, - сказал Овечкин, но, тем не менее, потянулся за
бутылкой и наполнил неизвестно откуда взявшуюся на столе вторую рюмку.
Дедок шустро вспрыгнул на стул. Ростом он был маловат, и голова его
едва торчала над краем стола.
- Домовые, мил человек, бывают, еще как бывают! Выпьем за рождение
твое, сирота ты, сирота...
То ли от непривычки к питию, то ли от невозможности происходящего, но
голова у Михаила Анатольевича разом пошла кругом. Он покорно принялся пить
за свое здоровье и за помин души незабвенной мамаши, и когда они таким
макаром в несколько минут ополовинили бутылку, дед, выдававший себя за
домового, довольно запыхтел.
- Ведь по делу я к тебе пришел. Случай такой вышел... Эх, сирота! Вот
я - домовой, при вашей квартире состою. У соседей свой живет, Семенычем
кличут, а он отзывается, чего ж. И еще другие... Ну, встречаемся мы, как
без этого? Посидим, покалякаем, новости расскажем. Собрание не собрание, а
вроде того. Про тебя я нашим да-авно говаривал, человек ты уж больно... как
бы это, чтоб не обидеть...
Михаил Анатольевич слушал, вцепившись обеими руками в края стула, и
мало что понимал. А дед все плел про домовых и про Овечкина, каков он
человек, и выходило по дедову раскладу, что и не человек вовсе Овечкин, а
так, насекомое, и не насекомое даже, а просто слякоть какая-то, и проживает
жизнь ни себе, ни людям. Это Овечкин понял и очень удивился. Но дед
внимания не обращал и гнул свое.
- И вот посоветовались мы и решили - возьмем, Миша, мы тебя к себе! В
домовые, значит...
- Что?! - вскрикнул Овечкин.
- Ну што, што! Натурально, ты, как сейчас, и в домовые не годишься. Но
мы тебя обучим, не боись, и сквозь стены проходить станешь, и невидимкой
обращаться, и еще там... Мало нас осталось, на всех не хватает. Ты-то,
поди, и не знаешь, для чего мы нужны. Мамаша твоя еще помнила, царствие ей
небесное, нет-нет, да молочка нальет, слово доброе скажет. Так ты вспомни -
когда она чего с рук роняла? Подгорало у ней чего? Не помнишь, то-то. Это,
брат, пустяки. Согласишься - еще не тому научишься. Ты сирота, и как ты
теперь один будешь свой век куковать? А мы тебе и фамилию другую дадим,
против твоей самую героическую - Овцов! А? Звучит?
Михаил Анатольевич Овечкин похолодел.
Человек он был незлобивый и, как часто говорила покойница-мама,
бесхарактерный. И только сейчас, к великому своему ужасу, понял, до чего
она была права. Ему представилось, как диковинный посетитель берет его за
руку и уводит за собою сквозь стену, а он, взрослый человек с высшим
образованием, мужчина, можно сказать, в расцвете сил, не только не
сопротивляется, а даже и слова в свою защиту вымолвить не может. Так живо
увидел он эту картину, что невольно замахал руками и хрипло выкрикнул:
- Нет!
- Не нравится? - удивился дед. - Ну, как хочешь. Пускай не Овцов.
Можешь при своей оставаться. Соглашайся, мил человек. Ученье годков