"Роже Мартен дю Гар. Семья Тибо (Том 3)" - читать интересную книгу автора

письменным столом Даниэля, подтянувшись, выпрямившись, с серьезным
выражением лица. Линия рта, немного сжатые губы, - "слишком привыкшие к
молчанию", подумал он, - все свидетельствовало о натуре вдумчивой,
энергичной. Поза была несколько принужденная: взгляд наблюдал за
собеседником, ничего не выдавая. Недоверчивость? Гордость? Застенчивость?
Нет: Жак достаточно знал ее, чтобы понимать, насколько естественна эта
жесткость, которая выражала лишь определенный оттенок характера, нарочитую
сдержанность, некую моральную установку.
Он не решался высказать все, что думал о несвоевременности пребывания
г-жи де Фонтанен в Австрии в данный момент. И потому из осторожности
спросил:
- А ваш брат знает об этой поездке?
- Нет.
- Ах, вот как, - сказал он, уже не колеблясь. - Даниэль, я уверен,
решительно воспротивился бы этому. Разве госпожа де Фонтанен не знает, что в
Австрии идет мобилизация? Что ее границы охраняются войсками? Что уже завтра
в Вене может быть объявлено осадное положение?
Тут уже для Женни пришла очередь изумиться. В течение целой недели она
не имела возможности прочитать газету. В нескольких словах Жак изложил ей
главнейшие события.
Он говорил осмотрительно, стараясь быть правдивым и в то же время не
слишком взволновать ее. Вопросы, которые она ему задавала и в которых
сквозила легкая недоверчивость, ясно показывали, что в жизни Женни вопросы
политики не играли никакой роли. Возможность войны - одной из тех войн, о
которых пишется в учебниках истории, - не пугала ее. Ей даже не пришло в
голову, что в случае конфликта Даниэль сразу же окажется под угрозой. Она
думала только о материальных затруднениях, которые могли возникнуть для ее
матери.
- Очень возможно, - поспешил добавить Жак, - что еще в дороге госпожа
де Фонтанен откажется от своего намерения. Ожидайте ее скорого возвращения.
- Вы так думаете? - живо спросила она. И тут же покраснела.
Она призналась ему, что отъезд матери, несмотря на все, даже обрадовал
ее, ибо неизбежное объяснение тем самым отодвигалось. Не то чтобы можно было
опасаться неудовольствия матери, поспешно добавила она. Но неприятнее всего
была для нее необходимость говорить о себе, обнажать свои чувства.
- Вы уж не забывайте об этом, Жак, - добавила она, серьезно глядя на
него. - Мне нужно, чтобы меня угадывали...
- Мне тоже, - сказал он и засмеялся.
Беседа принимала все более непринужденный характер. Он расспрашивал
Женни о ней самой, заставляя ее многое уточнять, помогая ей разобраться в
себе. Она уступала, не слишком себя принуждая. Его вопросы не вызывали в ней
никакого протеста; мало-помалу она начала даже испытывать к нему нечто вроде
благодарности за то, что он их задавал, и первая удивлялась тому, что ей
даже приятно отказываться ради него от привычной сдержанности. Но ведь еще
никогда никто не влекся к ней так страстно, не глядел на нее таким горячим,
овладевающим взглядом; никто никогда не говорил с нею так заботливо,
стараясь ничем ее не задеть, так явно желая понять ее до конца. Не
изведанная дотоле теплота словно окутывала ее. Ей казалось, что раньше она
жила как бы в заточении, но вот стены тюрьмы внезапно раздвинулись перед
ней, и открылся простор, о котором она и не подозревала.