"Роже Мартен дю Гар. Семья Тибо (Том 3)" - читать интересную книгу автора

- Ну так вот, - начал он без всяких предисловий, - вот что я пережил со
вчерашнего дня.
И он обстоятельно рассказал ей о ночи, проведенной в садах Тюильри, об
утре в редакции "Юманите", о посещении Антуана. Он пускался во всевозможные
подробности, расписывал, словно романист, обстановку, людей, передавал речи
Стефани, Галло, Филипа, Рюмеля, давал им свою оценку, признавался в том, что
его тревожило, на что он надеялся, стараясь создать у нее представление о
борьбе, которую он вел против угрозы войны.
Она слушала, не упуская ни единого слова, растерянная, едва дыша. Она
оказалась внезапно и резко втянутой не только в самый центр того, чем жил
Жак, но и в водоворот европейского кризиса, оказалась лицом к лицу с
грозными проблемами, которые прежде были ей совершенно неведомы. Все здание
общественного бытия внезапно заколебалось. Она испытывала панический страх
совсем как те, кто во время землетрясения видит, как вокруг рушатся стены,
крыши, все, что обеспечивало защиту, безопасность и представлялось
незыблемым.
Что касается деятельности Жака в этом мире, о котором она еще вчера
ничего не знала, то об этом у нее не создалось вполне ясного представления.
Но для того чтобы оправдать свою любовь к Жаку, ей необходимо было возвести
его на пьедестал. Она не сомневалась, что цели у него благородные, что люди,
которых он ей назвал - этот Мейнестрель, этот Стефани, этот Жорес, -
достойны исключительного уважения. Их надежды должны были быть вполне
законны, раз их разделял Жак. А Жак уже закусил удила. Внимание Женни
поддерживало, пьянило его.
- ...мы революционеры... - произнес он.
Она подняла глаза, и он прочел в них удивление. Впервые услышала она,
как дорогой ей голос произносит с благоговением слово "революционер",
вызывавшее в ее уме образы подозрительных личностей, способных поджигать и
грабить богатые кварталы для удовлетворения своих низменных страстей,
босяков, которые прячут под курткой бомбы и от которых общество может
защищаться только ссылкой на каторгу.
Тогда он заговорил о социализме, о своем вступлении в партию рабочего
Интернационала.
- Не думайте, что в партию революции меня бросил ребяческий порыв
великодушия. Я пришел к ней после долгих сомнений, в великом душевном
смятении, в полном моральном одиночестве. Когда вы меня знали раньше, я
хотел верить в братство человечества, в торжество правды, справедливости, но
я полагал, что оно может наступить легко, что оно уже близко. Я скоро понял,
что это самообман, и все во мне померкло. Именно тогда и настали для меня
самые тяжелые в моей жизни минуты. Я пал духом... Я опустился на дно
отчаянья, на самое дно... Так вот, меня спас революционный идеал, -
продолжал он, с волнением и благодарностью думая о Мейнестреле. -
Революционный идеал внезапно расширил, озарил мой горизонт, указал
непокорному и бесполезному существу, каким я был с детских лет, что в жизни
есть смысл... Я понял, что нелепо верить, будто торжество справедливости
может наступить легко и быстро, но что еще более нелепо и преступно
приходить в отчаяние! А прежде всего я понял, что есть активный способ
верить в наступление этого торжества! И что мой инстинктивный бунт может
превратиться в действие, если я вместе с другими такими же бунтарями отдам
свои силы прогрессивному общественному движению!