"Томас Гарди. Мэр Кэстербриджа (роман)" - читать интересную книгу автора

навернулись слезы, когда он запел следующую строфу:

Домой бы мне, домой, вернуться бы домой,
Домой, домой, домой, в милый край родной!
Там красотка вытрет слезы, будет радостью снять,
Когда с друзьями через Аннан переправлюсь я опять.
Расцветут в лугах цветы, лес покроется листвой.
Проводят птички песнями меня в мой край родной.

Раздался взрыв рукоплесканий, затем наступила глубокая тишина, еще
более выразительная, чем рукоплескания. Тишина была такая, что, когда
послышался треск, - оттого что Соломон Лонгуэйс, один из тех, кто сидел в
неосвещенном конце комнаты, обломил слишком длинный для него чубук, - это
было воспринято всеми как грубый и неуважительный поступок. Потом судорожно
завертелся вентилятор в окне, и глубокое впечатление от песни Дональда на
время сгладилось.
- Неплохо... очень даже неплохо! - пробормотал Кристофор Кони, тоже
сидевший здесь. И, вынув трубку изо рта, но не отводя ее, сказал громко: -
Ну-ка, валяйте следующий куплет, молодой джентльмен, просим вас!
- Вот-вот... Спойте-ка еще разок - не знаю, как вас звать, - проговорил
стекольщик, толстый человек, с головой как котел, в белом фартуке,
подоткнутом под пояс. - В наших краях не умеют так воспарять душой, - и,
повернувшись к соседям, спросил вполголоса: - Кто этот молодец?.. Шотландец,
что ли?
- Да, прямо с шотландских гор, надо полагать, - ответил Кони.
Фарфрэ повторил последний куплет. Много лет не слышали завсегдатаи
"Трех моряков" такого волнующего пения. Необычность акцепта, взволнованность
певца, его глубокое понимание характера песни, вдумчивость, с какой он
достигал самой высокой выразительности, удивляли этих людей, чрезмерно
склонных подавлять свои эмоции иронией.
- Черт меня побери, если наши здешние места стоят того, чтобы так про
них петь! - проговорил стекольщик, после того как шотландец снова спел песню
и голос его замер на словах "мой край родной". - Ежели сбросить со счета
всех дураков, мошенников, негодяев, распутных бабенок, грязнух и прочих им
подобных, то в Кэстербридже, да и во всей округе, чертовски мало останется
людей, стоящих того, чтобы величать их песней.
- Правильно, - согласился лавочник Базфорд, уставившись в столешницу. -
Что и говорить, Кэстербридж - старая, закоснелая обитель зла. В истории
написано, что мы бунтовали против короля не то сто, не то двести лет тому
назад, еще во времена римлян, и что многих повесили тогда на Висельном Холме
и четвертовали, а куски их тел разослали по всей стране, словно мясо из
мясной лавки; и я лично охотно этому верю.
- Зачем же вы, молодой господин, покинули свои родные места, если вы к
ним так привержены? - спросил сидевший поодаль Кристофер Кони тоном
человека, предпочитающего вернуться к первоначальной теме разговора. - Могу
поклясться, не стоило вам уезжать оттуда ради нас, потому что, как сказал
мистер Билли Уилс, мы здесь - народ ненадежный, и самые лучшие из нас иной
раз поступают не совсем честно - ведь ничего не поделаешь: зимы тяжелые,
ртов много, а господь всемогущий посылает нам уж очень мелкую картошку, так
что никак всех не накормишь. Где нам думать о цветах да о личиках красоток,