"Ромен Гари. Пляска Чингиз-Хаима" - читать интересную книгу автора

чтобы именно так он поступал в канун Шабеса и в дни наших праздников. Это
наш, так сказать, дружеский протокол, он установился давным-давно, и
Шатцхен аккуратно исполняет его. И вот представьте, в этот момент входит
его квартирная хозяйка фрау Мюллер и видит, что комиссар полиции Шатц,
стоя на коленях, смиренно предлагает блюдо с чолнтом и гефилте фиш еврею,
которого нет; это так ее испугало, что ей стало дурно. После этого она
старательно обходила Шатца стороной и всем рассказывала, что комиссар
полиции тронулся в уме. Само собой, наши немножко особенные отношения
никто не понимает. Поскольку мы с ним неразлучны, мы образуем свой тесный
мирок, проникнуть в который непосвященному очень трудно; у Шатца ко мне, я
бы так выразился, сентиментальная привязанность, хотя на ее счет я иллюзий
не строю. Мне известно, что он регулярно ходит к психиатру, пытаясь
избавиться от меня. Он-то воображает, будто я пребываю в неведении. Чтобы
наказать его, я придумал довольно забавную штуку. Называется "звуковой
эффект". Вместо того чтобы молча сидеть перед ним - с желтой звездой и
лицом, обсыпанным известкой, - я устраиваю шум. Я делаю так, что он слышит
голоса. Главным образом, голоса матерей, они особенно действуют на него.
Нас было человек сорок, мы все находились в яме, которую сами выкопали, и,
конечно, там были матери с детьми. Вот я и воспроизвожу для него с
потрясающим реализмом - в искусстве я за реализм - вопли еврейских матерей
за секунду до автоматных очередей, то есть когда они наконец-таки поняли,
что их детей тоже не пощадят. В такие моменты мать-еврейка способна выдать
тысячи децибеллов. Надо видеть, как мой друг вскакивает на постели - лицо
белое как мел, глаза выпучены. Шум он ненавидит. Физиономия у него при
этом просто жуткая.
Я не пожелал бы такой физиономии своим лучшим друзьям.
- Новое что-нибудь есть?
- Ничего, - отвечает Гут. - После сельского полицейского ничего.
Судебно-медицинский эксперт считает, что он был убит раньше, чем
ветеринар. Все то же самое: удар в сердце сзади, со спины. Я удвоил
патрули.
- Надо будет попросить подкреплений из Ланца.
Мой друг вытирает лоб. Эта волна убийств - серьезный удар по нему. На
карту поставлена его карьера. Если ему удастся арестовать преступника, он,
несомненно, получит повышение. Ну а если нет, то - учитывая шумиху,
поднятую прессой, - встает угроза досрочной отставки.
Гут намерен утешить шефа. Пытается обратить его внимание на то, что тут
есть и приятная сторона:
- В любом случае это преступление века. Шатц смотрит на него блеклыми
глазками:
- Так всегда говорят.
Он прав. Гут малость переборщил. Это - преступление века? А что же
тогда я?
- Так что мне сказать журналистам? - интересуется Гут. - Надо им что-то
кинуть, а то они нас разнесут в клочки. Полиция бездействует... Власти
спят...
- Да черт с ними, я привык, - бурчит Шатц. - Каждый раз, когда
происходит какое-нибудь чудовищное преступление, виновата оказывается
полиция. В первый раз, что ли... Вы изучили новые отпечатки?
- Те же самые. Мы сравнили их с отпечатками всех известных нам