"Ромен Гари. Пляска Чингиз-Хаима" - читать интересную книгу автора

- Вы что-то сказали? - осведомился Гут.
- Ничего, - буркнул Шатц. - Тут мне...
Что бы вы мне ни говорили, а я уверен - он чуть было не ляпнул: "Тут
мне явился мой еврей", - но вовремя спохватился.
- Тут мне... немножко нехорошо стало, - объяснил он.
Он опять схватился за бутылку. Мне это совсем не нравится. Этот подлец
пытается меня утопить.
- Это обычная история, когда я переутомлюсь, - объяснил Шатц. - Но днем
такое случается редко... Ну, хорошо. Вы тут говорили про двух
"влиятельных" господ, желающих повидать меня, в то время как я завален...
занят кучей трупов...
Я как ни в чем не бывало быстренько прошелся перед ним. Вид у меня был,
будто я целиком занят собственными заботами. Шатцхен проследовал за мной
взглядом, вскочил и грохнул кулаком по столу.
- Черт возьми! Хватит меня преследовать!
- Хорошо, хорошо, - забормотал Гут, решивший, что шеф имеет в виду тех
двух господ, настаивающих на приеме. - Я сейчас им передам... - Он покачал
головой: - А вам, патрон, надо бы немножко отдохнуть.
- Я всегда исполнял свой долг до конца, - отрезал комиссар.
Это чистая правда, и я решил, что надо его с этим поздравить. В руке у
меня букетик цветов. Я поставил его в стакан на письменном столе моего
друга. Я страшно люблю проявлять такие маленькие знаки внимания. Но
комиссар выглядел как бык, которому нанесли незаслуженное оскорбление. С
секунду он пялился на букетик, а потом забарабанил кулаками по столу.
- Немедленно убрать эти цветы! - заорал он. Инспектор Гут и Хюбш
переглянулись.
- Какие цветы, шеф? - удивленно спросил Гут. - Нет тут никаких цветов.
Шатцхен сделал глубокий вздох. Но я не уверен, что от этого ему стало
легче. Понимаете, дело в том, что я - часть этого воздуха. Как бы это
объяснить?.. Чистая химия. Ничего сверхъестественного. Атомы там всякие.
Молекулы. Я знаю, что еще? Короче, никуда я не делся, как был, так и
остался.
- Не хотите на минутку прилечь? - заботливо осведомился Гут.
Гут совсем еще молодой человек. Двадцать восемь лет. Высокий,
белокурый, крепкий, того физического типа, который отлично смотрится на
Олимпийских играх. Конечно, он слышал, как и остальные, обо всей этой
истории, но по сравнению с добрыми личными воспоминаниями это ничто. Он -
немец нового поколения. Я для него пустое место. Вообще для них я не
существую. Они вам даже скажут, что в Германии больше нет евреев. И они
совершенно серьезно так думают. И навряд ли даже из антисемитизма, скорей
уж из сыновнего почтения.
- Да не хочу я ложиться, - сдавленным голосом отвечает Шатц. - Что
угодно, только не ложиться. Если я лягу, будет еще хуже. Эта сволочь
садится мне на грудь...
И тут Шатц спохватывается:
- Я хотел сказать... у меня тяжесть... вот здесь, в груди...
- Это желудок, - объявляет Гут. - Съели что-нибудь тяжелое и никак не
можете переварить.
Я не удержался и фыркнул. Лучше не скажешь. Сейчас я скромненько
держусь в тени, стараюсь не мозолить глаза моему другу, - в гестапо это