"Ромен Гари. Пляска Чингиз-Хаима" - читать интересную книгу автора

называлось "психологическая передышка", и нам иногда даже давали стакан
воды и ломтик хлеба с повидлом, - стою и слушаю, руки за спиной. В
определенном смысле, я берегу свою публику. Шатц - теперь мой
единственный, мой последний зритель, а для такого, как я, с призванием
комика, публика - это святое. Так что я очень стараюсь не утомлять его.
Любой профессиональный хохмач скажет вам вот что: совершенно необходимо
дать секунду передышки. Когда шутки, или вицы, идут беспрерывно одна за
другой, они перестают действовать. Происходит насыщение. Чтобы раздался
новый взрыв смеха, надо сделать паузу.
Так что я стушевался и молча наблюдаю со стороны. И вижу, что правильно
делаю. Шатца потянуло на откровенность.
- Гут, у меня большие цорес, - объявляет он.
Даже не сказать, как я доволен. Я страшно люблю слушать, как мой друг
Шатц говорит на идише. Я очень чувствителен к подобным свидетельствам
дружбы.
- Простите? - недоуменно спрашивает Гут.
Шатц заливается пунцовой краской. Не понимаю, чего тут стыдиться. Нет
ничего плохого в изучении иностранных языков, даже если это происходит
среди ночи.
- У меня сложности, неприятности. Слушайте, Гут, вы ведь мой друг.
Поэтому я вам сейчас расскажу. Вы молоды, вашего поколения это не
коснулось. Это еврей.
- Еврей?
- Да. Ужасно вредный еврей, из тех, что ничего не прощают... из тех...
из... ликвидированных. Эти самые упорные. Совершенно бессердечные.
Я пожал плечами. Тут я ничего не могу поделать. Я ведь не нарочно, не
просил же я их. И потом, "ликвидированные" - это сказано несколько
поспешно. Есть мертвые, которые никогда не умирают. Чем больше их
убиваешь, тем больше их воскресает. Возьмем, например, Германию. Сейчас
эта страна полностью населена евреями. Разумеется, их не видно, физически
они не присутствуют, но... как бы это сказать? Их нельзя не чувствовать.
Вы будете смеяться, но пройдите по любому немецкому городу - а также по
Варшаве, по Лодзи, да где угодно, - всюду пахнет евреем. Да, да, улицы
забиты евреями, которых там нет. Потрясающее впечатление. Кстати, на идише
есть одно выражение, пришедшее из римского права: "Мертвый хватает
живого". Вот это то самое. Я не хочу огорчать целый народ, но Германия
полностью оевреившаяся страна.
Разумеется, для Гута все это пустой звук. Это ариец из поколения, в
жилах которого нет ни капли еврейской крови. Он мне напоминает израильских
сабра. Они такие же высокие, белокурые, крепкие, олимпийские. Они не знали
гетто. Слегка обезоруженный молодыми немцами, я чувствую и признаюсь: нет
у меня к ним никакой враждебности. Это ужасно.
- Шеф, я ничего не понимаю. Какой еврей?
- Да вы и не можете понять, - с безнадежностью произносит Шатц. -
Просто я тащу на себе еврея. Понятное дело, это всего лишь галлюцинация, и
я это прекрасно понимаю, но крайне неприятная, особенно в минуты
переутомления, как сейчас.
- Вы обращались к врачам?
- Да представьте вы себе, это тянется уже двадцать два года. Я их
толпы, толпы...