"Роман Гари. Обещание на рассвете" - читать интересную книгу автора

глядя вдаль. Неподалеку - коза, привязанная к стволу мимозы. Мимоза была в
цвету, небо синее-синее, и солнце пекло. Мне вдруг показалось, что мир
преображается. Это была первая зрелая мысль, которую я запомнил.
Мать протянула мне пачку "Голуаз".
- Хочешь сигарету?
- Нет.
Она старалась держаться со мной как с мужчиной. Возможно, она
торопилась. Ей был уже пятьдесят один год. Тяжелый возраст, когда
единственная опора в жизни - ребенок.
- Ты писал сегодня?
Уже более года я "писал". Я измарал своими поэмами много школьных
тетрадей. Стараясь придать им видимость опубликованных, я переписывал их
печатными буквами.
- Да, я начал большую философскую поэму о странствии и переселении душ.
Она одобрительно кивнула.
- А в лицее?
- Мне поставили ноль по математике. Мама задумалась.
- Они тебя не понимают, - сказала она.
Я был того же мнения. Упорство, с каким преподаватели естественных наук
ставили мне нули, говорило об их крайнем невежестве.
- Они еще пожалеют об этом, - сказала она. - Твое имя когда-нибудь
будет выгравировано золотыми буквами на стенах лицея. Завтра же я пойду и
скажу им...
Я вздрогнул.
- Мама, я запрещаю тебе! Ты опять сделаешь меня посмешищем.
- Я прочитаю им твои новые поэмы. Я была великой актрисой и умею читать
стихи. Ты станешь Д'Аннунцио! Виктором Гюго, лауреатом Нобелевской премии!
- Мама, я запрещаю тебе ходить туда.
Она меня не слушала. Ее взгляд устремился в пространство, а на губах
блуждала одновременно наивная и счастливая улыбка, и в мареве будущего она
уже видела своего сына зрелым мужчиной, медленно поднимающимся по ступеням
Пантеона, - в парадной форме, увенчанного славой и осыпаемого почестями.
- Все женщины будут у твоих ног, - категорически заключила она, помахав
в воздухе сигаретой.
Поезд, 12.50 из Вентимильи, проплыл в облаке дыма. Пассажиры у окон,
должно быть, недоумевали, что именно седая дама и заплаканный мальчик так
внимательно рассматривают в облаках.
Матушка вдруг забеспокоилась.
- Надо выбрать псевдоним, - убежденно сказала она. - Великий
французский писатель не может иметь русское имя. Если бы ты был
скрипачом-виртуозом, оно звучало бы, но для титана французской литературы
это не годится...
"Титан французской литературы" полностью согласился и на этот раз. Вот
уже полгода я часами просиживал в поисках псевдонимов, каллиграфически
выводя их красными чернилами в особой тетради. Сегодня утром я остановил
свой выбор на Юбере де ля Валле, но через полчаса поддался ностальгическому
очарованию Ромена де Ронсево. Мое подлинное имя Ромен меня вполне
устраивало. Но, увы, уже есть Ромен Роллан, а я ни с кем не был расположен
делить славу. Все это было очень трудно. Парадокс с псевдонимом в том и
заключается, что вы никогда не сможете выразить в нем всего, о чем мечтаете