"Эрик Гарсия. Ящер " - читать интересную книгу автора

висок. Я, не задумываясь, иду на кухоньку, отгороженную в переднем углу
конторы. Холодильник будто сам передо мной открывается, добрый кустик
базилика дожидается меня на верхней полке. Жую.
Гудок: "Привет, Винни. Это Чарли". Чарли? Не знаю никакого Чарли.
"Помнишь меня?" Представь себе, нет. "Мы встречались на прошлом новогоднем
вечере в клубе "Полезные ископаемые" в Санта-Монике". Какие-то туманные
воспоминания об огнях, музыке и чистейших сосновых иглах, от которых мои
вкусовые луковицы заполняют голову блаженным туманом. Этот Чарли... может,
еще один хищник-Велосираптор? А работает он... кем же он был... ну... "Я
работаю в "Часовом", вспомнил?" О, точно. Репортер. Если не ошибаюсь, он
смылся с моей кралей.
"Как бы то ни было, - продолжает он, не жалея места в памяти моего
автоответчика, - я решил, раз уж мы старые приятели и все такое, ты не
откажешься дать мне кое-какую информацию о том, как тебя вышибли из Совета.
Я к тому, что теперь, когда все улеглось, ради старых добрых деньков, так
ведь, дружище?"
Плохо быть идиотом, но быть опасным идиотом - еще хуже. Категорически
запрещено упоминать о Совете, да и вообще обо всем, касающемся динозавров,
там, где невзначай может услышать человек. Табу. Я стираю запись и массирую
виски. Мигрень является ко мне, когда ей заблагорассудится, но медленно
назревает, прежде чем заколотить в полную силу, именно так.
Гудок: щелчок. Трубку повесили. Это я люблю: наилучший вид сообщений -
их полное отсутствие. Уж они-то точно не подразумевают ответа.
Гудок: "Алло. Пожалуйста, позвоните в "Американ Экспресс" по номеру..."
Ладно, это голос, записанный на пленку, не так все плохо пока. Сначала они
исчерпают все возможности личного контакта, а уж потом возьмутся за тебя
по-настоящему.
Гудок: "Меня зовут Джули. Я из "Американ Экспресс". Мне нужен мистер
Винсент Рубио. Пожалуйста, перезвоните мне как можно скорее..." Проклятье.
Стираю.
Далее следуют еще три или четыре подобных сообщения, сжатых,
немногословных монологов, кишащих скрытыми угрозами. Я уже готов броситься
на диван в углу и заткнуть уши, зарывшись головой в засаленную подушку, как
вдруг знакомый голос прерывает ядовитую ектенью.
Гудок: "Винсент, это Салли. Из "ТруТел"...". Салли! Одно из очень
немногих человеческих существ, против воли мне симпатичных, и, пусть не без
помех со стороны своей жалкой генетической структуры, она разбирается, что к
чему. Нет-нет, ей ничего о нас не известно - ни у кого из них и мысли о
нашем существовании не возникает, - но она все же одна из наименее
отвратительных неандертальцев, с которыми мне приходилось встречаться.
"Надолго уехал, так? Я получила сообщение... предложение, как мне кажется...
от мистера Тейтельбаума, и он хотел бы... хотел бы встретиться с тобой в
своем офисе. Завтра". Она понижает голос, одновременно опуская регистр, и
отчетливо шепчет в трубку: "Мне кажется, это работа, Винсент. Я думаю, у
него есть для тебя дело".
Об этом стоит подумать, здесь видится хоть какой-то просвет, но слишком
велика та часть моего сознания, что борется сейчас с болью, основательно
расположившейся в нервных клетках. Оставшиеся сообщения я откладываю до тех
пор, когда или головная боль поутихнет, или базилик поблагородней окажется,
и ковыляю к дивану. Боль как раз начала расходиться из центра головы,