"Гайто Газданов. Пробуждение" - читать интересную книгу автора

побеспокоить, если она не спала. Он думал об ответственности, которую взял
на себя в тот день, когда решил увезти Мари в Париж. Он сидел в кресле и
шептал почти беззвучно:
- Если бы психиатр оказался прав и она действительно не вспомнила
прошлого, а начала бы жить новой жизнью, и если бы она спросила меня, как
надо понимать то или иное, - что мог бы я ей ответить?
Он всегда завидовал тем, кто твердо знал, - или считал, что знает, -
как надо жить и что надо думать. Таких людей было много. Большинство, с кем
он сталкивался в своей жизни, или вообще не ставили себе никаких вопросов,
не стараясь понять подлинного смысла того, что видели или чувствовали, или
были чужды всяких сомнений и у них были готовые ответы на все. Таким был его
отец, который с одинаковой категоричностью судил обо всем, начиная от скачек
и кончая литературой; он всегда знал, в чем ошибается тот или иной министр,
когда произносит речь о политическом положении, чего не понял автор той или
иной книги, как играет свою роль тот или иной артист и так далее. Такими
были и некоторые сослуживцы Пьера, такими были и некоторые его товарищи по
лицею, и все они относились к нему с постоянной снисходительностью - надо же
знать, милый мой... Но что можно было знать, в чем можно было быть уверенным
в этой непонятной, бесконечной сложности мира, который окружал Пьера? Самыми
умными считались те, - как это неоднократно замечал Пьер, - которые ко всему
относились критически, которые ни во что не верили и объясняли все
происходящее личной заинтересованностью и соображениями корыстного порядка.
Но это было бы правильно, думал Пьер, только тогда, если бы человеческая
жизнь и деятельность неизменно руководились чисто отрицательными
побуждениями и если бы не существовало огромного количества людей, которые
жили и действовали так или иначе не потому, что могли извлечь из этого
личную выгоду, а оттого, что были убеждены в необходимости действовать
именно так, чем бы это ни грозило, вплоть до тюрьмы или смерти.
- Но все эти соображения слишком общего порядка, - шептал Пьер. -
Поставим вопрос иначе. Если Мари будет спрашивать меня о самых важных вещах
в жизни, что я должен сказать? Надо выработать какие-то ответы на вопросы,
которые она может мне задавать. Надо об этом подумать, надо поговорить с
Франсуа. - Уже давно наступила ночь, а Пьер все сидел в кресле, не зажигая
света. В квартире была полутьма, так как ставни не были затворены и с улицы
доходил свет фонарей. Пьер видел стол, стулья, кресло, буфет, часы,
вделанные в мраморный треугольник, те самые часы, которые он знал с детства,
как, впрочем, и все остальное, не изменившееся за много лет. Когда он
смотрел на обстановку своей квартиры, ему иногда начинало казаться, что
жизнь давно остановилась; что когда-то происходило бурное движение, которое
прекратилось, застыв раз навсегда в этих стенах и в этой мебели,
вневременной и безличной, которая ничем не отличалась от миллионов таких же
стульев, таких же буфетов, таких же кресел, стоявших в разных местах с такой
же мертвой невыразительностью. Пьер вдруг вспомнил о необыкновенном
потрясении, которое он испытал, когда ему было четырнадцать лет и когда его
отец решил, что в воскресенье они всей семьей отправятся в Лувр, в котором
Пьер до тех пор никогда не был. Пьер помнил ощущение неловкости, которую он
чувствовал, когда надевал свой воскресный костюм, - тугой, непривычный и
чем-то тягостный, - праздничный облик его родителей, которые казались ему
чужими, потому что на них было платье, в котором он не привык их видеть,
длинные коридоры музея, залы, следовавшие за залами, и это огромное