"Гайто Газданов. Эвелина и ее друзья" - читать интересную книгу автора

Эвелины. Увы, это счастье нам не суждено. Кстати, как, ты говорил,
называется ее кабаре?
- "Fleur de Nuit" {"Ночной цветок" (фр.).}.
- Название многообещающее.
Когда мы вошли в кабаре, там было полно народу. Это были обычные
посетители таких мест: немолодые дамы с голодными глазами, молодые люди в
смокингах, пожилые мужчины с усталыми лицами и представители той трудно
определимой категории, которые говорят на всех языках с акцентом и которые
могут с одинаковой степенью вероятности получить на следующий день орден
Почетного легиона или вызов к судебному следователю по обвинению в выдаче
чеков без покрытия. Первым, кого я увидел, был человек, которого я давно
знал, немолодой мужчина с озабоченным лицом, - выражение, которое он
сохранял при всех обстоятельствах. Он начал свою карьеру на юге России много
лет тому назад с того, что приобрел небольшую типографию, где стал печатать
фальшивые деньги. Его дело неизменно расширялось, и когда он уехал за
границу, у него уже был значительный капитал. Затем он перенес свою
деятельность в Константинополь и страны Ближнего Востока, заработал крупное
состояние и переселился наконец в Западную Европу, где стал собственником
нескольких доходных предприятий и где жил теперь, посещая театры, концерты и
кабаре. Но эта жизнь его не удовлетворяла, и он искренне жалел о прежних
временах. К тому, чем он заполнял теперь свои многочисленные досуги, он
никак не мог привыкнуть. Он любил, как он говорил, искусство, и это
действительно было верно, хотя и не в том смысле, который он этому придавал.
Речь шла обычно о театре и музыке. Но на самом деле он любил, конечно,
другое: гравюры, точность рисунка, безупречность типографской работы, то,
что составляло подлинный смысл его жизни и вне чего он никак не мог найти
себе применения. Он сидел за своим столиком один перед бутылкой шампанского.
Я обвел глазами небольшой зал и увидел еще несколько знакомых лиц,
фамилии которых часто фигурировали в так называемой светской хронике:
кинематографические артисты, люди без определенных занятий. У Эвелины
были знакомства в самых разных кругах; среди тех, чье присутствие она
считала необходимым в этот вечер, было, например, два велосипедных гонщика и
один боксер среднего веса, который издали был заметен, потому что его
смокинг как-то уж очень резко не гармонировал с его плоским лицом и
раздавленными ушами. - Откуда она всех знает? - сказал я Мервилю. Он пожал
плечами. На Эвелине было черное, открытое платье и жемчужное ожерелье на
шее, и это очень меняло ее.
- Хороша все-таки, - сказал Мервиль. На небольшой эстраде, освещенной
прожекторами, все время сменялись артисты. Программа была не хуже и не
лучше, чем во всяком другом кабаре, все было, в конце концов, приемлемо.
Каждого артиста представляла Эвелина. В середине спектакля, - был второй час
ночи, - после двух русских гитаристов, она вышла на сцену и сказала, что
сейчас будет выступать Борис Вернер.
- Он не нуждается в рекламе, - сказала она, - мы все его знаем.
Я переглянулся с Мервилем, он посмотрел на меня удивленными глазами. Я
не успел ему, однако, сказать, кто такой Борис Вернер; в зале раздались
аплодисменты, и на эстраду вышел тот самый круглоголовый пианист, которого
мы слышали летом в этом стеклянном ресторане над морем на Ривьере, где я
встретил Мервиля. В эту ночь он играл иначе, без своей тогдашней
небрежности, - настолько виртуозно, что невольно возникал вопрос: отчего