"Гайто Газданов. Эвелина и ее друзья" - читать интересную книгу автора

этот человек выступает в кабаре, а не дает концерты? Я сидел и слушал, и, в
отличие от того впечатления, которое у меня было, когда я впервые увидел его
за роялем, теперь мне казалось, что вместо пустоты, о которой он играл в
прошлый раз, сейчас возникало представление о далеком и прозрачном мире,
похожем на удаляющийся пейзаж, - облака, воздух, деревья, влажный шум реки.
Он был действительно прекрасным пианистом.
Только тогда, повернув голову, я заметил Андрея, который сидел с
какой-то блондинкой, не очень далеко от нас. Я подумал, что в его жизни
произошли значительные изменения: в прежние времена его средства не
позволяли ему посещать такие места. Но то, что меня поразило больше всего,
это его бледность и выражение тревоги в его лице. Я проследил его взгляд и
увидел, что он, не отрываясь, смотрел на высокую женщину, сидевшую за одним
из крайних столиков, на небольшом расстоянии от столика бывшего
фальшивомонетчика. Это продолжалось недолго, Андрей расплатился и ушел,
поддерживая под руку свою белокурую спутницу. Я опять посмотрел в ту
сторону, где сидела эта женщина. Далекое и смутное воспоминание возникло
передо мной. Где я мог видеть эти неподвижные серые глаза? Мне показалось,
что я стал жертвой галлюцинации: этого лица, - это я знал твердо, - я не
видел никогда и нигде. Но ее спутника я знал. Я встречал его несколько раз,
он был любителем искусства не меньше, чем фальшивомонетчик, с той разницей,
что он предпочитал литературу всему остальному. Он был настоящим и
бескорыстным библиофилом, но, поговорив с ним как-то об этом, я убедился,
что он все воспринимал с одинаковым доверием. Он любил литературу вообще,
как люди любят природу, а не какого-либо отдельного автора в особенности. В
сравнительных достоинствах литературных произведений он не разбирался, и они
его, в сущности, не интересовали. Ему было тридцать пять или тридцать шесть
лет, у него были покатые плечи, роговые очки и выражение восторженности на
лице, не менее постоянное и не менее утомительное, чем выражение
озабоченности на лице фальшивомонетчика, с которым у него было вообще
какое-то непонятное, на первый взгляд, сходство.
Я смотрел на него, вспоминая, как несколько месяцев тому назад он
говорил с дрожью в голосе о каком-то авторе, фамилию которого я забыл, и
вдруг почувствовал, что Мервиль сжимает мне руку. Я повернулся в его сторону
и увидел, что он был в чрезвычайном волнении.
- Это она, - сказал он. - Мог ли я думать?..
- Кто "она"?
- Она, мадам Сильвестр!
- Та дама, с которой ты познакомился в поезде?
- Боже мой, твоя медлительность иногда так неуместна... Что теперь
делать? Как к ней подойти? Неужели она меня не узнает?
Я никогда не видел его в таком состоянии.
- Подожди, все это не так сложно, - сказал я. - Я знаком с человеком,
который ее сопровождает.
- Что же ты молчал до сих пор? Я пожал плечами.
- Извини меня, - сказал он, - ты видишь, я не знаю, что говорю.
Через несколько минут Мервиль сидел с ней за одним столиком и излагал
ей что-то настолько бессвязное, что за него было неловко. К счастью, спутник
мадам Сильвестр успел выпить один чуть ли не всю бутылку шампанского и сидел
совершенно осовелый, глядя перед собой мутными глазами и плохо понимая, что
происходит вокруг. С эстрады смуглый мужчина в ковбойском костюме, держа в