"Гайто Газданов. Эвелина и ее друзья" - читать интересную книгу автора

тебе, что это было совсем не то. Я ничего не знаю об этой женщине. Но по
первому ее слову я бы отдал ей все, что у меня есть.
- И ты совершенно не знаешь, кто она такая? Нет, он этого не знал. Она
сошла в Ницце, он поехал дальше. Она дала ему свой ниццкий адрес и свою
фамилию и сказала, что он может прийти к ней, когда хочет. В тот же день,
вечером, он явился туда. Он помнил адрес наизусть: такая-то улица, гостиница
"Феникс". Но никакой гостиницы там не оказалось, и никто не знал той
фамилии, которую ему дала его спутница - мадам Сильвестр. Он провел трое
суток в Ницце, ища ее повсюду, но нигде не мог ее найти.
- Ты знаешь это впечатление, которое нельзя смешать ни с чем другим, -
когда ты видишь человека первый раз и через несколько минут тебе начинает
казаться, что ты знал его всю жизнь. В ту ночь я понял, что никогда не знал
счастья до этой женщины и что именно ее я ждал все эти годы. Судьба дала мне
самое ценное, что мне было суждено на этом свете, - и я его потерял.
- Какого она была вида?
Он ответил, что она была блондинка с черными глазами, высокого роста,
что у нее был непередаваемый взгляд, что она говорила по-французски без
южного акцента.
- Я никому не рискнул бы это рассказать, - сказал он. - Но ты хорошо
меня знаешь, ты знаешь, что я меньше всего похож на любителя таких вагонных
приключений. Даю тебе слово, что это в такой же степени не характерно для
нее.
И вот теперь, через несколько дней после отъезда Эвелины, я вдруг
вспомнил об этом разговоре с Мервилем. Я знал, что он всегда был склонен к
преувеличениям, не в том смысле, что он говорил неправду, а в том, что
события, случавшиеся с ним, казались ему полными значения, которого они чаще
всего были лишены. Может быть, то, что произошло в поезде и чего он не мог
забыть, было для его соседки чем-то обычным, случавшимся с ней далеко не
первый раз. Но в конце концов это было не так важно. Существенно было то,
как именно это представлял себе Мервиль, который действительно никогда не
был искателем таких сомнительных историй. Я подумал о том, куда могло
завести этого человека его постоянное ослепление или, вернее, та
воображаемая действительность, которой он жил и которая тотчас же возникала,
как только происходило какое-нибудь событие, заслоняя его, меняя его облик,
как сумеречный свет меняет иногда очертания. Порой я невольно начинал ему
завидовать - потому что я давно потерял доступ в тот иллюзорный мир, в
котором он жил и которого не могла разрушить никакая очевидность. Вместе с
тем я привык к мучительным усилиям воображения, которых требовала моя
литературная работа. Но я столько раз заставлял себя переживать чувства моих
героев, что под конец у меня не хватало сил для самого главного-преображения
моей собственной жизни. И та пустота, в которой я находился теперь, была, в
сущности, непосредственным результатом именно этого порядка вещей.

x x x

Была середина ноября, на редкость холодного и дождливого, когда ко мне
однажды явился Андрей, один из наших товарищей, с очень неожиданной просьбой
- сопровождать его в Периге. У него был такой расстроенный вид, он находился
в таком смятении, что мне стало его жаль. Он был инженер, очень милый
человек, отличавшийся необыкновенной чувствительностью, которая, как я