"Гайто Газданов. Судьба Саломеи" - читать интересную книгу автора

французской милиции. Ее похорони- ли в братской могиле, где-то недалеко от
Монпелье. Андрей узнал об этом, вернувшись из плена.
Я не видел его около десяти лет. Когда я случайно встретил его в
Париже, я не сразу его узнал: он постарел, облысел, изменился. Но он узнал
меня. Мы вошли с ним в кафе, это было на Больших Бульварах. Он сразу
заговорил о Саломее, сказал, что ездил разыскивать ее могилу и не нашел ее.
- Даже этого утешения у меня нет,- сказал он.- Как она погибла, о чем
она думала в последние минуты, чье имя она произнесла?
- Ты был на войне,- сказал я.- Как ты можешь ставить такие вопросы? Ты
знаешь, что в этих обстоятельствах люди чаще всего не успевают ни о чем
поду- мать и не произносят никаких имен.
- И меня не было рядом с ней! - Это не твоя вина.
- Зачем я теперь существую, я не очень знаю. Чтобы переменить разговор,
я спросил его, что он делает. На его лице появилось выражение от ращения. -
Что такое? - спросил я.
- Я искренно жалею, что не погиб там, как погибла она,- сказал он.- Я
веду позорную жизнь.
- Это на тебя мало похоже.
- Вместе с тем это так. Если бы ты знал, что я делаю, ты бы отказался
подать мне руку.
- Ты всегда был склонен к преувеличениям, - сказал я.- Я этому поверить
не могу. Что в твоей жизни позорного?
Он объяснил мне, что во время войны он потерял все, что у него было, и
теперь вынужден зарабатывать на жизнь. Он долго искал работы, писал статьи
об искусстве и рецензии о книгах, но денег, которые он этим зарабатывал,
едва хватало на пропитание. И тог- да ему сделали предложение, на которое он
согласился.
- Что, торговля женщинами, что ли?
- Нет,- сказал он,- еще хуже. Те, кто торгуют женщинами, ты понимаешь,
это профессиональные мерзавцами. Я не хочу сказать, что я их оправдываю. Но
они живут в своем собственном прокаженном мире, им каждую минуту угрожает
тюрьма, допросы в полиции, общественное презрение и так далее. Я делаю
работу не менее подлую, чем они, но с той разницей, что мне ничто не
угрожает.
- Что же ты делаешь, в конце концов?
Он опять сморщился от отвращения и скандал:
- Я пишу слова для песенок и куплеты для опере- ток. Ты 'понимаешь?
Вспомни наши университетские годы, Малармэ, Варели, Рильке. И после этого...
- Но кроме этого ты что-нибудь пишешь? для себя?
- Я пробовал, я не могу,- сказал он.- Я настоль- ко пропитан теперь
этой опереточной пошлятиной и этим идиотизмом, что я чувствую себя
хронически отравленным.
Потом он посмотрел на меня с отчаянием и сказал: - Ты представляешь
себе, что сказала бы Саломея, если бы она была жива? Об этом он, конечно,
много думал,- что сказала бы Саломея.
Но для его теперешней жизни, помимо прибавившихся к его прошлому лет и
неотступного воспоминания о Саломее, было характерно то, что и раньше было
одной из главных его особенностей: он жил не так, как хотел, и не делал
ничего, чтобы изменить свою жизнь. В сущности, ничто не заставляло его
непременно заниматься тем ремеслом, которое он считал позорным. Но сделать