"Гайто Газданов. История одного путешествия" - читать интересную книгу автора

острова все точно плыли из светлой глубины Босфора и не могли доплыть до
берегов. Его поразил запах жареного мяса, доносившийся из какого-то
портового ресторана, крутые и высокие улицы Галаты и еще особенная
константинопольская шарманка с необычайным количеством булькающих переливов
мелодии, точно кто-то в такт музыке лил воду из большой бутылки. Поздним
вечером того же дня, после душной, горячей ванны, одетый в новый и
непривычный штатский костюм, - поздним вечером этого дня он пошел в ресторан
"Printania" и сидел за столом в зале с танцующим над негритянским оркестром
синим дымом от папирос и сигар, слушал звуки модного тогда фокстрота и был
совершенно и беззвучно пьян, хотя не пил ничего; и находился в таком
состоянии, когда странно меняются предметы, - из большого барабана растет
высокая пальма, вместо рояля течет река и только глаза женщин остаются
неизменными, как всегда. Было два часа ночи, когда он возвращался домой,
темная тишина стояла на улицах, и вдруг до него донесся хрипловатый женский
голос, говоривший по-французски с теми неторопливыми русскими интонациями, с
какими говорили только в нашей медлительной России и с какими никогда не
говорят французы. Володя находил вообще непонятную прелесть в голосе у
женщин, - может быть, потому, что они напоминали ему "королеву бриллиантов",
Дину, блистательную Дину, появлению которой всюду предшествовали толки о
знаменитых ее бриллиантах, о разорившихся на нее миллионерах и о
многочисленных самоубийствах, - так, - точно одна эта женщина после своего
прохождения в каком-либо городе оставляла за собой только дымящиеся
развалины и трупы умерших от любви людей; приводились имена, неизвестные, но
неизменно звучные, скандальные истории, рассказывающиеся шепотом, и
сообщение о, том, что на днях в собственном спальном вагоне лучшего в России
курьерского поезда Дина приезжает сюда; уже снят весь этаж самого дорогого
отеля, уже прибыл ее багаж из заграничных чемоданов; и оставалось
предположить, что уже чистится стальной револьверный ствол для очередного
самоубийства, - однажды ночью, в номере гостиницы, с классической запиской:
"в смерти моей никого не винить" - и грузно летит в воздушную пропасть,
разверзающуюся под божественными ногами Дины, следующий, невозвратно
растраченный миллион.
И вот он ее увидел однажды под вечер; она проходила по
прозрачно-хрустящей аллее кисловодского парка, в белом платье, в белых
туфлях; воздушный тюль, как легкие крылья, медленно летел над ее плечами;
Володя стоял на краю аллеи, засунув руки в карманы безжалостно разглаженных
белых брюк, она прошла мимо него и в течение очень короткого времени
смотрела, не замечая его, в его глаза - и тогда он заметил красные жилки на
ее белках. Она давно прошла, и давно, все слабея, доносился до него ее
низкий голос с легкой хрипотой, - она разговаривала со своим спутником,
высоким кавалергардским офицером - а он все стоял в том же положении и не
двигался, точно боялся, что первое же движение заставит исчезнуть навсегда
эту женщину, эти глаза, этот голос. Кажется, она была очень красива.
И вот, константинопольской далекой ночью он услышал такой же низкий,
хрипловатый голос другой женщины, которая ему напомнила Дину. Она шла не
очень далеко от него и разговаривала с человеком в мягкой шляпе и желтых
туфлях. "Все это теперь неважно, - говорила она, - я уезжаю в Америку и
оттуда уже иначе не приеду, как первым классом и как богатая американка. К
черту все это", - сказала она, и так тревожно раздалось в воздухе это
медленное, почти ленивое "au diable" {к черту (фр.).}. "Я вас понимаю и могу