"Гайто Газданов. Полет" - читать интересную книгу автора - Не взводи на себя поклепа, Лизочка, - сказал Сергей Сергеевич. - Я
думаю, что тебе надо отдохнуть. Идем, моя девочка. Он поднял ее на руки и понес, и тогда Лиза, уткнувшись головой в его грудь, вдруг заплакала и стала гладить рукой его бритую щеку. И теперь, вспоминая все это, Сергей Сергеевич думал, что его жизнь сложилась с трагической неудачностью и что в самом главном ему не было счастья. Ольга Александровна, которую он вначале страстно любил и к которой до сих пор относился, как к испытанному другу, - он никогда не говорил с ней о разводе и всегда давал ей понять, что, что бы ни случилось, у нее есть дом, муж и сын и на это она может всегда рассчитывать одинаково и в периоды короткого чужого счастья, и в минуты разочарования и отчаяния, - эта Ольга Александровна давно ушла от него, и он не сумел ее удержать. Затем - Лиза, которую он действительно любил и над которой у него тоже не было никакой власти, в один прекрасный день и она могла уйти от него, как ушла до этого ее сестра. - А я стоял бы на пороге моего дома, который она покидает, как вечно провожающая и благожелательная тень. И вот это, что-то, - продолжал он думать, - то самое, что дано Феде Слетову и в чем мне было отказано. Было около трех часов ночи, а Сергей Сергеевич все сидел в кресле, глядя перед собой на светлое пятно лампы, освещавшее ровный, чуть-чуть расплывчатый круг ковра. - Я не знаю, - сказал он вслух, - я не вижу ничего... - Потом он встал, сделал несколько шагов и раздраженно пробормотал: утешительного, утешительного, - затем поднял книгу, зажав ее указательным и большим пальцами и точно собираясь с силой бросить ее в воздух, но аккуратно положил ее на столик; затем он долго смотрел на револьвер, на вороной отлив его прекрасной стали, покачал головой и лег, * * * Со времени раннего своего детства Сережа привык к тому, что слово "дома" могло значить одновременно очень разные вещи. "Дома" могло значить - Лондон, тихая улица Crove End Gardens в Hampstead'e, бобби на углу, старая церковь, каменные набережные реки Темзы во время ежедневных прогулок; "дома" могло значить - Париж, близость Булонского леса, Триумфальная арка, памятник Виктору Гюго на давно знакомой площади; "дома", наконец, могло значить - хрустящий песок под колесами Лизиного автомобиля, аллея за железными воротами и невысокий дом в неподвижном саду, непосредственно на берегу точно застывшего залива, который иногда казался синим, иногда зеленым, но, в общем, не был ни синим, ни зеленым, а был того цвета, для которого на человеческом языке не существует названия. Этот пейзаж никогда не менялся - он был всегда такой же и зимой, и летом, и осенью, и весной, - так же, как не менялись люди, жившие постоянно на вилле Сергея Сергеевича: садовник, все в той же большой плантаторской шляпе, издалека щелкавший гигантскими ножницами, русский сторож Нил, из бывших солдат, огромный старик с приплюснутой немного головой и невиданных размеров гармоникой, на которой он играл по вечерам; и каждый раз, когда кто-нибудь из семьи Сергея Сергеевича приезжал туда, из окрестностей недалекой Ниццы вызывалась кухарка, крупная черноглазая итальянка, говорившая на удивительном наречии, представляющем из себя причудливую смесь ниццкого диалекта с французским и итальянским языком, |
|
|