"Гайто Газданов. Полет" - читать интересную книгу автора

и ее сын, жуликоватый и очень веселый юноша, который мыл автомобиль, починял
электричество и вообще занимался мелкими работами по дому, хотя сам себя он
неизменно называл chef mecanicien[27] и все в доме тоже звали его в шутку
"шеф" - так это за ним и осталось. И поставщики провизии из года в год были
те же самые: по-прежнему звеня единственным колокольчиком, в котором не было
решительно никакой необходимости, кроме разве любви поставщика к его
нехитрой мелодии, приезжал зеленщик на крохотном автомобиле с сиротливо
тоненькими и высокими колесами на узких шинах; но почти от самых колес
начинался большой белый конус из фанеры, с нарисованными там связкой бананов
ослепительно-желтого цвета, разрезанным кровавокрасным гранатом и, в
известном отдалении от граната и бананов, грудой фруктов, которые были
серовато-зеленого цвета, а по форме представляли из себя нечто среднее между
картофелем и грушами и уж, во всяком случае, не существующее в природе, - и
над всем этим неуверенными буквами зеленого цвета было написано "Fruits et
primeurs de premiere qualite",[28] с вызывающим accentaigu и на слове
"premiere"; тот же булочник, с тонкими белыми руками и темным лицом,
правивший своим автомобилем, отличавшимся той особенностью, что в
газоотводной трубе была образовавшаяся лет пять тому назад дыра, из которой
вырывался с грохотом газ; и когда автомобиль останавливался и мотор затихал,
раздавался особенный и далекий звон всех его металлических частей,
возвращавшихся на свои места; и издали всегда казалось, что не то летит с
полок какая-то мелкая посуда, не то раздается своеобразная лебединая песнь
булочного автомобиля, который, звеня, рассыпается; и самое чудесное было то,
что автомобиль все-таки оставался цел. По-прежнему приходил молочник и
вообще бутылочник, маленький человек, неправдоподобно смешной; он был всегда
без шапки, со спутанными черными волосами, на правом глазу его было бельмо,
передних зубов не хватало, на нем были всегда непомерно большой пиджак,
спадавшие брюки и громадные ботинки, чаще всего без шнурков, с поднятыми
вверх носками. Он сюсюкал, разговаривая, размахивал слабыми руками, за
которыми взлетали широчайшие рукава его пиджака, и единственное, что он
любил в своей жизни, были бутылки разного вида и размера, которые он все
знал и помнил. Он был женат на красивой, здоровой женщине, которая его
презирала, так же, впрочем, как и все остальные, и chef mйcanicien говорил
про него, что, когда он проходит под телефонной проволокой, он должен
нагибаться, чтобы не зацепить ее рогами - "tellement elles sont grandes,
vous ne pouvez pas le croire".[29]
И у него был единственный друг и защитник - старик-сторож с гармоникой;
они иногда гуляли по вечерам вместе, оживленно разговаривали, и маленький
молочник бежал рядом со стариком, сюсюкая, размахивая руками и подтягивая
спадающие брюки. Он очень любил гармонику и говорил, слушая ее: on dirait de
grandes bouteilles, que font du bruit melodique.[30] По-прежнему приезжал
мясник, здоровенный мужчина в очень чистой полосатой блузе, на совершенно
нормальном автомобиле; мясник из года в год полнел и наливался, и "шеф"
предсказывал ему, что он умрет от апоплексического удара. Но мясник покуда
что не умирал.
Сереже казалось удивительным, что в жизни этих людей не происходило
никаких изменений; они никуда не ездили, ничего не читали и за все время
видели, наверное, меньше, чем он за несколько месяцев. Он чувствовал
особенную симпатию и жалость к маленькому молочнику и всегда разговаривал с
ним, когда встречал его; но молочник стеснялся, отвечал односложно и все