"Фридрих Гегель. Народная религия и христианство" - читать интересную книгу автора

если только страх перед божеством ведет к совершению известных действий, с
помощью которых человек надеется избежать его неудовольствия. У многих
чувственных народов дело с религией обстоит, очевидно, именно так -
представление о боге и его способе поведения по отношению к людям
ограничивается тем, что он действует по закону человеческой чувственности и
воздействует лишь на чувственность людей; и только совсем незначительная
доля морального примешивается к этому понятию - понятие бога и понятие об
обращении к богу в служении ему уже морально" то есть оно уже в большей
степени указывает на сознание порядка, более высокого и определенного более
значительными целями, чем чувственность, - если даже сюда и примешивается
затронутое выше суеверие (но к обращенному к божеству запросу относительно
будущего результата присоединяется попытка воззвать к его помощи, чувство,
что все зависит от его решений, и всегда в основе лежит вера или по крайней
мере, что наряду с верой в судьбу существует естественная необходимость в
том, что божество только правому дарует счастье, а неправому и гордецу
определяет несчастье) и если из религии черпаются моральные стимулы
действия.
Субъективная религия присуща добрым людям, объективная может принимать
почти любую окраску, весьма безразлично какую. "В чем я кажусь вам
христианином, в том самом вы мне евреем кажетесь!" - говорит Натан, ибо
религия есть дело сердца, которое часто непоследовательно относительно догм,
которые принимает рассудок или память, - самые достопочтенные люди
несомненно не всегда те, кто больше всего рассуждал о религии, - последние
очень часто превращали религию свою в теологию, то есть подменяли полноту,
сердечность веры холодным знанием и словесной пышностью!
А ведь религия лишь очень мало выигрывает благодаря рассудку; напротив,
его операции, его сомнения могут скорее охладить сердце, чем согреть; и тот
человек, который нашел, что представления других наций, или, как их
называют, язычников, содержат много абсурдного, и потому несказанно радуется
своей более глубокой проницательности, своему уму, позволяющему ему видеть
больше, чем видели величайшие мужи, - тот не знает сущности религии. Кто
именует своего Иегову Юпитером или Брамой и является подлинным почитателем
бога, тот столь же по-детски, как и истинный христианин, приносит свою
благодарность, свою жертву. Кого не тронет прекрасная простота, когда
невинность думает о своем великом благодетеле, при всем том добром, что дает
ей природа, приносит ему все самое лучшее, самое непорочное, перворожденное
зерно, перворожденного агнца, - кого не изумит Кориолан, когда тот в величии
своего счастья боится Немезиды (подобно тому как смирился перед богом Густав
Адольф в битве при Лютцене), моля богов унизить не дух римского величия, но
его самого.
Такого рода черты действуют на сердце; и ими нужно наслаждаться в
сердце своем, в наивности духа и чувства, а не искусно судить о них холодным
рассудком. Только самомнение сектантского духа, который считает себя более
мудрым, чем все люди прочих партий, может пренебрежительно не заметить в
последних невинных пожеланиях Сократа принести петуха в жертву богу
здоровья - прекрасное чувство Сократа, благодарящего богов за свою смерть,
на которую он смотрит как на излечение, и сделать такое грубое замечание,
какое делает Тертуллиан в "Апологии", 46.
Где сердце (как у послушника в сцене из "Натана", откуда взяты
приведенные выше слова) говорит не громче, нежели рассудок, где оно