"Фридрих Гегель. Эстетика т.2" - читать интересную книгу автора

прозаически или с точки зрения их художественной ценности,- а стал искать в
них внутреннюю разумность их смысла. Он исходил при этом из предположения,
что мифы и легендарные рассказы берут свое начало в человеческом духе;
последний, правда, способен играть своими представлениями о богах, однако с
возникновением интереса к религии он вступает в высшую область, в которой
разум становится изобретателем образов, хотя разум и продолжает страдать тем
главным недостатком, что не в состоянии прежде всего адекватно выявить свою
внутреннюю мысль.

Это предположение само по себе истинно: религия находит свой источник в
духе, который ищет свою истину, предчувствует ее и осознает ее в
каком-нибудь образе, более или менее родственном этому содержанию истины. Но
если разум изобретает образы, то возникает потребность познать этот разум.
Лишь это познание действительно достойно человека. Кто оставляет его в
стороне, тот получает только массу внешних сведений. Если же Мы будем
докапываться до внутренней истины мифологических представлений, то, не
отвергая другой стороны, а именно случайности и произвола воображения,
условий того места, где зародился миф, и т. п., мы сможем дать оправдание
различным мифологиям. Оправдание же человека в его духовном созидании и
формировании есть благородное занятие, более благородное, чем голое
собирание внешних исторических фактов.

Правда, на Крейцера обрушились с упреком, что он по примеру
неоплатоников вносит подобного рода широкие значения в. объясняемые им мифы
лишь от себя и что он ищет в них мысли, относительно которых не только
нельзя исторически установить, что они действительно содержатся в них, но
можно даже доказать, что, для того чтобы найти их в мифах, их надо было
сначала внести в последние. Ибо народ, поэты и жрецы понятия не имели об
этих мыслях, которые совершенно не соответствуют всему уровню образования их
времени (это не мешает тому, что теперь говорят о великой тайной мудрости
жрецов). Последнее утверждение, несомненно, совершенно правильно. Народы,
поэты,21

жрецы, действительно, те всеобщие мысли, которые лежат в основании их
мифологических представлений, осознавали не в этой форме всеобщности, не
облекали их намеренно, с самого начала в символическую форму. Но Крейцер
этого и не утверждает. Однако если древние, создавая свою мифологию, и не
думали о том, что мы теперь в ней видим, то из этого еще отнюдь не следует,
что их представления в себе не являются символами и что мы не должны их
считать таковыми. В ту эпоху, когда народы создавали свои мифы, они жили
поэзией и поэтому осознавали свои самые внутренние и глубокие переживания не
в форме мысли, а в образах фантазии, не отрывая общих абстрактных
представлений от конкретных образов. Что это действительно было так, мы
должны признать здесь несомненным фактом, допуская в то же время, что при
таком символическом способе объяснения, как и при объяснении происхождения
слов, часто могут вкрасться произвольные остроумные комбинации.

с) Ограничение понятия символического искусства, Но как бы мы ни
соглашались с тем, что мифология с ее рассказами о богах и вымыслами никогда
не ослабевавшей фантазии заключает в себе некое разумное содержание и