"Фридрих Гегель. Эстетика т.4" - читать интересную книгу автора

жизнью во имя его утверждения, что память об этом прозябает и вообще уже не
живет в нас больше.

Кто целый год жил в Афинах, не будучи знаком с историей города, его
образованностью и законодательством, тот мог неплохо узнать все это из
празднеств города.

Итак, без всякой религиозной фантазии, которая возрастала бы на нашей
почве и была бы связана с нашей историей, тем более без всякой политической
фантазии лишь кое-где среди простого народа бродят еще остатки присущей ему
фантазии под именем суеверия, и это суеверие в качестве веры в привидения
сохраняет память об этом холме, где некогда бесчинствовали рыцари, или об
этом доме, где по ночам являлись призраки монахов или монахинь, или
считавшегося нечестным управителя, или соседа, не нашедшего покоя в
могиле, - или же это суеверие, будучи порождением фантазии, каковая не
черпает своих образов из истории и строит рожи людям слабым или злым,
приписывая им колдовскую силу. Все это блеклые печальные тени попыток
обрести свою самостоятельность, свое достояние, - вырвать с корнем эти
остатки считают обязанностью всего просвещенного класса

19

нации, и таково общее настроение; и это настроение более образованной
части нации, не говоря уж о неподатливости и жесткости самого материала,
отнимает всякую возможность облагородить эти остатки мифологии, а тем самым
чувствования и фантазию народа. Милые забавы Хельти, Бюргера, Музеуса в этой
области, по-видимому, совершенно потеряны для народа, поскольку народ
слишком отстал во всей остальной культуре, чтобы быть восприимчивым к
наслаждению такими созданиями, - как и вообще у фантазии более развитых
слоев нации сфера совершенно иная, нежели у низших сословии, и тех писателей
и художников, которые работают на первых, совершенно не понимают вторые, -
даже в том, что касается места действия и персонажей. В противоположность
этому афинский гражданин, столь бедный, что он не имел права подавать свой
голос в народном собрании или даже продавался в рабство, знал. так же
хорошо, как Перикл и Алкивиад, кто такой Агамемнон и Эдип, которых выводили
на сцену в благородных формах прекрасной и возвышенной человечности Софокл
или Еврипид и представляли в чистом облике телесной красоты Фидий или
Апеллес.

Характеры, изображенные Шекспиром, помимо того, что многие из них
известны из истории, благодаря своей истинности столь глубоко запечатлелись
в сознании английского народа, образовав особый круг представлений фантазии,
что народ на выставках академической живописи хорошо понимает и свободно
может наслаждаться сюжетами того раздела, где соревнуются величайшие
мастера, - шекспировской галереи.

Та сфера представлений фантазии, которая была бы общей как для
образованной, так и для необразованной части нашей нации, - религиозная
история отличается помимо прочих неудобств ее для поэтической обработки, с
помощью которой была бы облагорожена нация, еще и тем, что менее