"Фридрих Гегель. Эстетика т.4" - читать интересную книгу автора

свободу не быть добрым, и не выставляли ни божественной морали, ни морали
придуманной или выведенной ими самими, которой затем можно' было бы ждать от
других.

Успешные войны, рост богатств, знакомство с различными жизненными
удобствами и роскошью породили в Афинах и Риме аристократию воинской славы и
богатства, вручили ей власть и влияние над многими людьми, которые охотно я
добровольно уступили им могущество и силу в государстве, поскольку их
подкупали деяния этих мужей и еще больше то, как те пользовались своим
богатством. Они сознавали при этом, что сами отдали им власть и могут опять
отобрать ее в первом же проявлении дурного настроения. Но со временем они
перестали заслуживать упрек, который так часто им предъявляли, упрек в
неблагодарности, когда, выбирая между подобной несправедливостью и свободой,
они предпочитали первое и могли проклясть добродетели мужа, если они несли
гибель их отечеству. Вскоре могущество,26

добровольно уступленное вначале, стало утверждаться посредством
насилия, и уже эта возможность предполагает утрату того чувства и сознания,
которое Монтескье, называя его добродетелью, объявляет принципом республики
и которое заключается в готовности жертвовать индивидом ради идеи,
реализованной для республиканца в его отечестве.

Из сердца гражданина исчез образ государства как результат его
деятельности. Забота, попечение о целом покоились теперь в душе
одного-единственного человека или немногих людей; у каждого было теперь свое
указанное ему место, более или менее ограниченное, отличное от мест других.
Незначительному числу граждан было поручено управление государственной
машиной, и эти граждане являлись лишь отдельными колесиками, получая свое
значение только в сочетании с другими. Доверенная отдельному лицу часть
распавшегося на куски целого была столь незначительна по сравнению со всем
целым, что отдельному человеку не нужно было знать этого соотношения части с
целым и иметь его перед глазами. Пригодность в государстве - такова была та
великая цель, которую ставило государство перед своими подданными, а сами
они ставили своей целью заработок и поддержание своего существования, а
кроме этого, может быть, и тщеславие. Всякая деятельность, всякая цель
относилась теперь к индивидуальному, не стало больше деятельности ради
целого, ради идеи, - каждый работал или на себя, или же по принуждению на
другого отдельного человека. Теперь отпала свобода подчиняться законам,
данным самому себе, следовать за властями и полководцами, избранными самими
же гражданами, исполнять планы, задуманные вместе с другими. Отпала всякая
политическая, свобода. Право гражданина гарантировало отныне только
сохранение собственности, заполнявшей теперь весь его мир. Явление,
обрывавшее всю паутину его целей, всю деятельность целой жизни, - смерть -
неизбежно стало для него чем-то ужасным, ибо ничто не переживало его, тогда
как республиканца переживала республика, и так у него возникла мысль, что
душа его есть нечто вечное.

Но когда все цели, вся деятельность человека относились уже к чему-то
отдельному и он более уже не находил для всего этого никакой общей идеи, он
не мог найти прибежища и у своих богов, поскольку и они тоже были