"Генрих Гейне. Флорентийские ночи" - читать интересную книгу автора

которых мы стремимся сохранить черты усопших?
- Мне хотелось бы сохранить такой слепок с лица нашей
приятельницы,-на ухо ему шепнул Максимилиан,- она и покойницей будет так
же хороша.
- Вот чего я вам не советую,- возразил доктор,- такие маски омрачают
нам воспоминание о наших близких. Нам кажется, будто в этом слепке осталась
частица их жизни, а в действительности то, что мы храним, и есть сама
смерть. Красивые, правильные черты приобретают что-то ужасающе застывшее,
непоправимое, какую-то насмешку, которой они скорее отпугивают, чем утешают
нас. А самые подлинные карикатуры - это маски тех, чье обаяние было скорее
духовной природы, чьи черты менее отличались правильностью, чем
своеобразием: ибо стоит угаснуть чарам жизни, как отклонения от идеала
красоты уже не возмещаются духовным обаянием. Но все гипсовые лица
объединяет одна загадочная черта, при длительном созерцании нестерпимо
леденящая душу: у всех у них вид людей, которым предстоит тяжкий путь.
- Куда? - задал вопрос Максимилиан после того, как доктор подхватил
его под руку и увлек прочь из спальни.

НОЧЬ ВТОРАЯ

- И зачем вы пичкаете меня этим гадким лекарством, раз я все равно
очень скоро умру.
Мария произнесла эти слова, как раз когда Максимилиан входил в комнату.
Перед ней стоял доктор, держа в одной руке пузырек с лекарством, а в другой
стаканчик, в котором шипела противная на вид коричневатая жидкость.
- Милейший друг,- вскричал доктор, оборачиваясь к входящему,- ваше
присутствие как нельзя более кстати. Постарайтесь уговорить синьору, чтобы
она проглотила эти капельки: я сам ужасно спешу.
- Пожалуйста, прошу вас, Мария! - прошептал Максимилиан тем мягким
голосом, который обычно не был ему свойственен и явно исходил от такой
исстрадавшейся души, что больная была непривычно тронута и, даже забыв
собственную боль, подняла стаканчик, но прежде чем поднести его ко рту,
промолвила с улыбкой:
- А вы в награду расскажете мне историю Лаурен-ции?
- Любая ваша воля будет исполнена,- утвердительно кивнул Максимилиан.
Изможденная женщина сразу же выпила содержимое с легкой улыбкой и
гримасой отвращения.
- Я ужасно спешу,- повторил доктор, натягивая свои черные перчатки.
- Спокойно ложитесь, синьора, и как можно меньше шевелитесь. Я ужасно
спешу.
В сопровождении черной Деборы, которая светила ему, он покинул спальню.
Оставшись наедине, друзья долго молча смотрели друг на друга. В душе у
каждого пробудились мысли, которые им хотелось скрыть от другого. Женщина
вдруг схватила руку мужчины и покрыла ее поцелуями.
- Ради бога, не двигайтесь так стремительно,- взмолился Максимилиан.
- Ложитесь спокойно на софу.
После того как Мария послушалась, он заботливо укрыл ее ноги шалью,
которой сперва коснулся губами. Очевидно, заметив это, больная радостно
замигала, как довольное дитя.
- Мадемуазель Лоране была очень хороша?